За другую, холодно ответила сама себе. Ту, что устроила шоу на похоро…
Мир дернулся и взорвался болью — отчего-то в левой щеке. И вот тут даже навеянная извне непрошибаемость не спасла от ошеломления. Пощечина? Ее что — ударили? Ее?
Навязанное безразличие треснуло, как пустой горшок, хлопнувшийся об пол. И в эту трещину заползал потихоньку страх — ну, как без него? — и сопутствующая злость. Ее, независимую, успешную женщину — и так унижать?
Жрец, кажется, уже вздымал ручищу для следующей оплеухи, но короткий оклик заставил его замереть, а затем склониться в поклоне перед новым действующим лицом, не особо различаемым в полумраке и дымке курильниц. Голос, низкий, недовольный, рокотал что-то, выговаривая злющему служителю неведомого культа.
«Жезл меняет владельцев лишь по своему желанию, ты забыл, Инхамон? Ему может не понравиться твое обращение с новой владелицей. Прочь. Я сам поговорю с ней».
К Регине шагнул совсем иной представитель жреческой касты: невысокий, сухощавый, уже немолодой, а главное — в более приличном виде, задрапированный в одеяния, шитые золотом. Голову его, впрочем, бритую, как и у остальных, венчала небольшая тиара.
— Бу-бу-бу? Бу-бу бу-бу-бу-бу?.. — басом, никак не ожидаемом при подобном телосложении, начал он. Разумеется, излагал-то он внятно и достаточно раздельно, но незнакомые слова сливались для Регины в сплошной гулкий бубнеж.
Однако подсознание торопливо перевело:
«Ты понимаешь серьезность положения, смертная? Или тебе напомнить, что служителям Ану-бисса так же легко прервать жизнь ведьмы, как простой недолговечной женщины?»
И вновь ей пришлось с усилием разомкнуть онемевшие губы: правая сторона лица, похоже, начинала отекать.
— Вы меня с кем-то путаете. Я впервые слышу и о вашем жезле и…
Амбалы подсечкой свалили ее на пол и ткнули лицом в мраморный пол.
— Ры-ры! — рявкнули над головой. — Баррнум-р-ры!
«На колени перед великим Баар-нумом, устами самого Проводника в нижний мир!»
Барнумом? Так ли она расслышала, или это подсознание, невесть каким образом настроенное на синхронный перевод, перевело имя местного главнокомандующего однозвучно со знаменитой фамилией Финеаса Тейлора, великого мистификатора и владельца империи цирков? Регину вдруг пробило на истерическое хихиканье. Истерическое. Самое что ни на есть натуральное. Она корчилась на полу, не в силах подняться, потому что этот дурацкий смех, рвущийся вопреки навязанному отупению, сводил на нет все попытки встать. Но, кажется, он же порядком шокировал похитителей. Потому что нервный, не прекращающийся, срывающийся временами на всхлипы, смешок душил ее минуты три, не меньше, пока, наконец, Регину не вздернули на ноги.
