— Н-нет! — осатанело рявкнула Регина. — Н-не трожь меня, сука!
Не в силах ослабить удавку-щупальце, она вцепилась в него что есть мочи, стискивая, словно ядовитую гадюку, твердя, что не позволит себя высосать! Ей показалось, что пальцы хрустнули. Или это под ними что-то захрустело, будто и впрямь подался хрящ, змеиный хребет или… неважно, главное — подался! И ослаб, неслышно визжа, судорожно дергаясь. Исполнившись омерзения, она отбросила щупальце, как ядовитую тварь, и бросилась бежать, забыв обо всем и обо всех: о жуткой самозванке, об Игоре, о Жанне, которой ни в коем случае нельзя было здесь появляться. Бежать! Бежать!
…В себя она пришла только на вокзале. Как Регина туда добралась — не пешком же через полгорода? — не помнила абсолютно. Она сидела на одной из скамей неподалеку от касс поездов дальнего следования и трясущимися пальцами разглаживала на коленях смятый билет до Сочи. Знакомые буковки распечатки, попрыгав и успокоившись, наконец, сложились в узнаваемые слова. Ее имя, отчество, фамилия. Паспортные данные… (Спохватившись, она зашарила по скамье, но сумочки так и не обнаружила. Паспорт с вложенной зарплатной картой нашелся в кармане, вместе с кошельком и смятыми купюрами. Она так и не вспомнила, как же все-таки расплатилась: впрочем, какая разница?) Номер поезда. Сегодняшняя дата. Время отбытия. Вагон. Купе. Место.
Она поискала глазами табло с информацией о поездах, перевела взгляд на электронные часы и сорвалась с места. Восемь минут! Ничего, она успеет, первый путь — это здесь же, на перроне у самого вокзала, не нужно метаться в поисках других платформ. О-о, хвала всем богам, и вагон пятый, совсем рядом…
Бежать!
[1] Стихотворение Ильи Эренбурга
Да разве могут дети юга,
Где розы блещут в декабре,
Где не разыщешь слова "вьюга"
Ни в памяти, ни в словаре,
Да разве там, где небо сине
И не слиняет ни на час,
Где испокон веков поныне
Все то же лето тешит глаз,
Да разве им хоть так, хоть вкратце,
Хоть на минуту, хоть во сне,
Хоть ненароком догадаться,
Что значит думать о весне,
Что значит в мартовские стужи,
Когда отчаянье берет,
Все ждать и ждать, как неуклюже
Зашевелится грузный лед.
А мы такие зимы знали,
Вжились в такие холода,
Что даже не было печали,
Но только гордость и беда.
И в крепкой, ледяной обиде,
Сухой пургой ослеплены,
Мы видели, уже не видя,
Глаза зеленые весны.
