Таирни…
Он с трудом удерживается, чтобы не обернуться.
Это безумие. Ты знаешь, что он не придет. Никогда. Ты ведь знаешь.
Но он не властен уже бороться с наваждением — а потому просто ложится ничком, зарывшись лицом во влажную, пахнущую весенней горечью траву, повторяя, повторяя, повторяя — одно только слово…
Сильная и легкая рука ложится ему на плечо, он невольно сжимается на миг от прикосновения — и резко поднимается, оборачивается — с радостным изумлением, еще не смея поверить, с безумной надеждой:
— Тано?..
— Ты прежде никогда не называл меня так… Я искал тебя, ранэн: ты так внезапно ушел… Хотел сказать тебе — Гвайт-и-Мирдайн будут рады, если ты станешь одним из нас… что с тобой? Ты не рад?
— Нет, кармо, — через силу — лезвием осоки по сердцу ожгло вернувшееся чувство потери — выговорил странник. — Я рад. Я… благодарю.
И отвернулся, незряче глядя на бегущую воду.
…Ни звука, ни шороха:
Все гуще осока в заводи,
Все выше травы разлуки.
Все думал — можно помедлить;
Теперь — отыщешь ли путь…
* * *
Теперь его будут называть здесь — Артано. Потом — Аннатар, Дары Приносящий. Ведь нужно же как-то звать того, кто не открывает своего имени…
И никто из Гвайт-и-Мирдайн не станет спорить с Келебримбором, когда тот скажет страннику — оставайся с нами. Чаша радости, чаша Солнца — его посвящение в Братство Мастеров.
У артано Аннатара были свои странности — у кого их нет, впрочем? Расспрашивать было бесполезно: молчаливо удивлялись тому, что он никогда не говорит — тано, только кармо или кэредир, тот-кто-создает. Он знал язык Нолдор — но, переходя на него, изъясняться начинал несколько старомодно, а больше говорил на Квэниа — так, должно быть, звучал этот язык в благословенном Тирионе-на-Туне, не раз думалось Келебримбору. Говорил он зачастую резковато, как тот, кто привык отдавать приказы и повелевать — временами Келебримбор сам удивлялся, почему такая манера разговора его не отталкивает, не задевает гордости («А гордость Нолдо задеть несложно», — усмехался он про себя).
* * *
— Аннатар.
Голос Нолдо звучал очень тихо, но была в нем какая-то неуловимая звенящая нота.
— Аннатар, я хотел… хотел просить тебя… Будь моим братом. Пусть смешается наша кровь…
Странник вскинул на него широко распахнутые глаза, лицо его озарилось внезапно трепетным мерцающим светом, стало юным, вдохновенно-светлым — Мастеру Келебримбору просто не хватило бы слов, чтобы рассказать об этом нежданном и чудесном превращении, он умолк, глядя изумленно.
