Было раннее утро. Моросил мокрый снег. На улице валялись пальто, отрезы на костюмы -- все, что считалось в нашем бедном квартале ценным и что брали с собой изгнанники. Они не знали, что смерть поджидает тут же, за дверью, и вещи им больше не нужны.
Мы брели мимо разбросанных вещей в сторону большой колонны, в которую сгоняли евреев. К колонне подкатывали крытые грузовики, в которые заталкивалась очередная партия, и евреев увозили. Немцы стояли в сторонке. Наблюдали. Евреев заталкивали в машины, били опять черные и зеленые -- такая униформа была у полицаев. Мама то и дело обращалась к полицаям, чтоб нас отпустили: "Видишь, сколько у меня детей. Помоги мне выбраться, братка!"
Те отвечали бранью, отталкивали ее. Один засмеялся, сказал: "23 года вы пожили, теперь мы поживем..." Вдруг появился какой-то немец в форме офицера СС. Мама, хорошо знавшая немецкий, кинулась и к нему. Немец вдруг оглядел нас внимательно, переспросил: "Это все твои?" -- Взглянул на ручные часы, сказал, чтоб мы никуда не уходили, через пятнадцать минут он вернется за нами...
Эти пятнадцать минут были для нас как годы. Мы искали его глазами, отчаивались. Наконец мама сказала горестно: "Он, наверное, большой шутник, этот немец. Не уйти нам..." И в этот момент немец появился, махнул нам рукой: мол, идите, и... вывел на улицу, на которой погрома не было. Он привел нас к большому дому и стал сильно, как и полагается немцу-завоевателю, стучать в какую-то дверь. Наконец открыли.
-- У тебя аусвайз (пропуск) есть? -- спросил немец у хозяина. -- Чего ж ты не открываешь?
Когда мы вошли в квартиру, немец осенил себя крестом и сказал маме:
-- И ты, и твои дети голодают, и тут я не могу тебе помочь. Даже спрятать тебя надежно не могу. Будь прокляты они, и Гитлер, и Сталин... -- И он быстро ушел.
Мы потом долго думали с мамой: кто этот немец? Решили, что партизан. Но советский партизан вряд ли свалил бы вместе, в одну кучу, и Гитлера и Сталина. Советские еще верили в Сталина. Свято. По-видимому, это был польский партизан, из разбитой польской армии. Для тех действительно был что Гитлер, что Сталин...
Когда наш немец ушел, хозяин квартиры отправил нас в погреб. Отодвинул софу, за ней вход и оказался. В этом погребе теснилось, наверное, человек двести. Мы приткнулись у входа, в темной духоте, услышали над головой топот сапог и немецкую речь. Затихли в страхе. В это время захныкал мой братик, которому было полтора года. Мы оцепенели. Один старик схватил братика: "Дай, я его успокою!" Мы не сразу сообразили, что он делает. Он схватил подушку, бросил ее на ребенка и сам навалился сверху. Так я потеряла своего первого братика...
