— Ты не спасёшь керников от гибели, — резко ответил Родерик. — Ты просто не сможешь, ты ведь не всемогущий бог. Так что перестань винить себя. Ты не виновата в том, что происходит там, за пределами Журавлиного дворца. И ты не виновата в том, что произошло зимой в Леттхейме.
Лета прыснула, истерически и глупо, опрокинув чашку и не почувствовав, как чай ошпарил колени.
— Лета… Извини, — мигом сменив тон с диктаторского на самый сочувствующий, пробормотал Родерик.
— Оставь. Полгода прошло. Я уже даже не вспоминаю, что там было на Севере, — соврала Лета, неловко попытавшись улыбнуться. — Иногда только по Берси скучаю.
Родерик ей не поверил.
— Знаешь, если ты хочешь…
— Я не хочу об этом говорить, Родерик, — перебила она, скривив рот. — И вспоминать тоже.
«Не хочешь, но ты будешь всегда помнить», — пролетела мысль, и Лета машинально опустила взгляд на обрубок безымянного пальца.
***
Лета стояла перед зеркалом, окружённая звуками ночного сада. Усиленное стрекотание цикад разбавлялось плеском воды в пруду и перезвоном колокольчиков, которые были развешены на некоторых деревьях в честь Белтанна. Музыка из тронного зала не долетала досюда, но оно и к лучшему. Девушке не хотелось на бал.
Калани захлопнула окно, и комната вновь погрузилась в тишину. Лета недовольно выдохнула.
— Но вам пора, госпожа, — пролепетала служанка. — Осталось последнее.
Калани приблизилась к Лете, тяжко вздыхая.
— У меня никогда не было такого красивого платья… — проговорила она, расправляя подол роскошного наряда.
— У меня тоже, — тихо ответила Лета, возвращая взгляд к зеркалу.
Перед ней стояла незнакомка в полупрозрачном платье и с распущенными волосами, в которые Калани в очередной раз вплела цветок медовой фрезии. Россыпь вышитых золотых звёзд плавно шла по чёрному шифону, через чью прозрачность проглядывали руки и колени. Корсаж был усыпан чёрным стеклярусом, отчего казалось, что он был сделан целиком из него. Вырез приоткрывал крылья ключиц и бледные плечи. Платье было эльфийским, то есть лишённым пышности юбки, тугого корсета и вырвиглазного цвета, что встречалось при дворах в Лутарии и Ардейнарде. И оно было удобным.
— Вы такая juvie1, госпожа. Masdaus непременно оценит.
Лета повернулась, разглядывая платье сзади.
— Почему ты не идёшь на бал, Калани?
Эльфийка робко дёрнула плечом.
— Белтанн — самый важный день для нас, — отвечала она, поправив выбившийся из её причёски светлый локон. — На балу веселятся только высокородные. А я ведь прислуга.
