Оставив машину у подъезда, он бродил по улицам и скверам. Уже смеркалось, когда вышел к набережной. Алексей смотрел на темную воду, на дрожащие отражения неоновых фонарей. Он думал о Наташе. О том, что она необходима ему как воздух, как эта река…
Он и тогда ничего не решал. Просто понял, что погибнет без нее…
Назавтра Алексей приехал к Наташе с огромным букетом цветов. Это были великолепные розы. Он так долго выбирал их… Красные казались страстными и вульгарными, белые — безжизненными. И лишь увидев розы, нежные лепестки которых были такого же цвета, как вчерашний румянец на ее щеках, он успокоился.
— Наташенька, я пришел, чтобы просить вас…
— Не просите у меня прощения. Я уже простила, — смущенно перебила девушка, в смятении глядя и на его растерянно-торжественный вид, и на шикарный букет.
— Я пришел, чтобы просить вас стать моей женой… — то ли сказал, то ли выдохнул он. Она молчала, пытаясь осознать, что происходит, не веря услышанному. Он по-своему истолковал Наташино молчание.
— Наташа, я прошу вас, не отказывайте из-за моей вчерашней дерзости! Вы мне очень нужны, просто необходимы, — ему не хватало воздуха. Он впервые в жизни чего-то просил. До сих пор Алексей получал все раньше, чем успевал пожелать. Он просил, и ему казалось, что, услышав отказ, он не сможет жить дальше.
Девушка подошла, взяла букет из его рук, спрятала лицо в цветах, чтобы скрыть смущение. Несколько минут они стояли молча.
— Я не сержусь за вчерашнее, — громко сказала она. И вдруг тихо прошептала: — Я люблю вас…
Ему хотелось кричать от счастья, сжимать ее в объятиях, кружить на руках. Но он боялся спугнуть некое новое, неведомое прежде чувство… Потом он узнал, что оно называется «нежность». Он подошел к девушке, трепетно взял ее руки и прижался к ним лицом.
В субботу они поехали к Наташиной маме. Она жила в небольшой занесенной снегом деревушке. Серые избы, голые деревья, по-деревенски чистый снег… Его машина была здесь ярким пятном из другого мира…
В доме пахло печным уютом, домашними пирогами. Алексей разглядывал домотканые покрывала, вышитые занавески, расшитые ручники и темные иконы в красном углу, и ему казалось, что он попал в старую сказку, которую читал давно-давно, в детстве.
Анна Михайловна, Наташина мать, была уже в годах, но казалась крепкой. Она радушно потчевала гостей, пытаясь скрыть беспокойство. Пытливо вглядывалась в глаза молодых, но, не увидев в них ничего, кроме радости и любви, успокоилась. Попросила дочь прибрать со стола и, когда та ушла на кухню, робко обратилась к Алексею:
