Дорога в Рождество | страница 17



Просыпаясь, Алексей снова и снова вспоминал события своей жизни — то самые радостные, то страшные. О будущем ом старался не думать. Вагон тихо покачивался на стыках рельсов. Лампа тускло горела под самым потолком, и ее свет проникал под закрытые веки. Свет был желтый, теплый, и казалось, что это солнечные лучи мягко скользят по земле, усыпанной осенней листвой. Качели раскачивались, мерно поскрипывая. Они взлетали все выше и выше, и приходилось зажмуриваться, потому что солнце светило прямо в глаза. Алеше казалось, что он летит в самое небо, как птица. И было весело и немного страшно. Совсем немного — ведь папины руки, раскачивавшие качели, такие сильные. И Алеша смеялся от восторга, от того, что небо — рядом и папа — рядом. И папа смеялся: «Лети, Алешка!» Но вот папин смех становился все дальше и тише… И папа исчезал. А качели качались все слабее… Они останавливались, и Алеша беспомощно оглядывался вокруг — такой маленький посреди незнакомого парка… И ковер из листьев уже не радовал красотой, а свет осеннего солнца был холодным…

Алексей открыл глаза. Поезд стоял на небольшом полустанке. Было тихо… Давно ему не снился отец. Пока Алеша был маленьким, он с нетерпением ждал встреч с папой. С радостью бросался ему на шею. Горько плакал, прощаясь. И снова ждал.

Немного повзрослев, он стал задавать отцу вопросы, на которые тот не мог или не хотел отвечать. А подросший сын требовал ответа. Ничего не говоря, молча ждал, что отец расскажет и о причинах ухода из дома, и о том, как живется ему в новой семье, и о том, какое же место в жизни занимает он — Алеша.

Постепенно он понял, что ответа не будет, но недосказанность встала между ними некой преградой. Преграда мешала, но разрушить ее, очевидно, не было возможности. Встречи стали нерадостными, казалось, что они видятся лишь по обязанности. Отец приезжал все реже, и когда Алексей стал взрослым, то и вовсе потерял связь с ним.

В последнее время он часто думал о взаимоотношениях с отцом. Пожалуй, причиной их отчуждения был его максимализм. Он не хотел понять, что есть вопросы без ответа. Чего он ждал: что отец станет оправдываться перед ним, мальчишкой? Не зная причин разрыва между родителями, он осуждал отца, и это казалось правильным. А теперь? Теперь он о многом сожалел. Возможно, не будь он столь категоричным, папа открыл бы ему много важного в этой жизни… Кто он был такой, чтобы судить? Теперь где-то живет его, Алешин, сын. И у этого ребенка нет даже воспоминаний об отце. Его никто не раскачивал высоко-высоко на качелях и никто не садил на плечи, чтобы показать, как огромен мир…