— Так вот и написал? — Впервые в ее голосе послышался испуг. — Так ведь грех-то какой!
— Грех, тетя Галя. Это я сейчас знаю. А тогда думал — просто решение проблемы.
— Ну, а Наташенька-то твоя что же? Поди, не послушалась?
— Не послушалась.
Он замолчал. Боль в душе была такая, будто все произошло вчера. Наташа тогда прислала еще одно письмо.
«Алешенька, любимый. Тебе там, наверное, очень плохо. Так плохо, что ты сам не понимаешь, что мне посоветовал. Ведь это наш ребеночек — твой и мой. Ведь это частичка наша, человек маленький! Я даже не верю, что эти жестокие слова написал ты…» Каждое слово письма было проникнуто ее болью, ее слезами. Ее любовью к нерожденному еще ребенку.
Алексей был растерян. Впервые жена не соглашалась с ним, настаивала на своем. Что руководило его поступками? Ревность, мужское самолюбие, избалованная гордыня? Этого он не знал. Точнее, об этом он не думал, когда написал Наташе, что знать ничего не хочет об этом ребенке. Что если она хочет жить по-своему, то он не намерен ей мешать. Она может считать себя свободной и устраивать свою жизнь без него.
Больше Наташа не писала. Писала тетя Валя, пытаясь достучаться до его сердца и разума. Писала о том, что Наташа стала совсем бледная, а под глазами черные круги. Беременность протекала тяжело. Алексею было жаль Наташу, но он не писал ей. Ему казалось, что проявить слабость, нежность, жалость будет «не по-мужски».
Через полгода тетя Валя написала, что Наташа родила мальчика и назвала Сережей. А еще через месяц — что Наташе очень трудно материально, помогать некому. Поэтому та вынуждена была сдать квартиру и уехать в деревню к матери.
— С тех пор я о них ничего не знаю. Знаю, что был не прав. Да поздно уже.
— В церкви-то каялся?
— Каялся. А на душе все равно камень.
— Едешь-то к ней? Или куда еще?
— К ней поеду. Да только, может, не простит она меня. А может, у нее семья другая. Тогда мешать не буду.
— А куда пойдешь-то тогда?
— Да не пропаду. У нас бизнесмен один сидел недолго. Что-то с бухгалтерией у него не так вышло — посадили. Так он меня к себе на фирму звал работать, в автосервис.
— Ну, Бог даст, не пропадешь. А только если любит она тебя, то ждет… Давай-ка, ляг, поспи немного, — улыбнулась тетя Галя.
Она прибрала со стола и тоже прилегла.
Алексей задремал. Это был тот неглубокий сон — дорожный, который навевается стуком колес и легко прерывается то лязгом вагонных дверей, то криком диспетчера на какой-то станции.
