— Выжил, слава Богу. Но пострадал сильно… — Алексей снова вспоминал ужас тех дней. Никогда прежде он так не переживал за кого-то. Он впервые молился, просил неведомого ему Бога сохранить жизнь старика. Протоколы, допросы, дрязги и ссоры в камере были мелочью по сравнению с одной мыслью: не стать убийцей. Ему очень не хватало Наташи, казалось, что ее присутствие смогло бы отвести беду. А иногда он, напротив, радовался, что Наташа далеко и не надо смотреть ей в глаза, скрывая чувство вины. Он понимал, что жена звонит каждый вечер домой и волнуется, не застав его. «Наверное, Наташа решит, что со мной случилось несчастье, и приедет», — думал он. Но его поведение в последнее время давало повод и для других мыслей: «Она может подумать, что я загулял в старой компании, и вряд ли захочет меня видеть».
Приходили к нему только тетя Валя и дядя Коля. Знакомые с детства близкие люди оказались единственной опорой. Они взяли на себя и поиски адвокатов, и решение прочих проблем, в одночасье свалившихся на Алексея. Тетя Валя и сообщила о случившемся Наташе по телефону. По ее словам, та очень расстроилась, плакала, обещала на днях приехать. Просила передать Алеше, что очень его любит и хочет быть рядом с ним.
Дни наполнялись надеждой и ожиданием. Но жена не приезжала. В конце недели тетя Валя сообщила Алексею, что Наташа позвонила, была очень взволнованной и сказала, что вынуждена задержаться. Причин она не объяснила.
Новость эта была очень странной. Наташе не свойственно было не объяснять причин своих поступков. Неужели она не хочет быть рядом? Или что-то случилось, но тогда почему бы не сказать об этом? Где она может быть в огромном городе, в котором нет ни родных, ни друзей? В голове мучительно рождались вопросы без ответа.
Его состояние вызывало пересуды и насмешки сокамерников. Они видели и его ожидание, и нарастающее отчаяние. Их жизненный опыт был невеселым.
— Ну что, парень? Ждешь? Плюнь! Все они, бабы… Как все хорошо, так ты им нужен. А как плохо — только их и видели!
Первое время Алексей пытался не слушать подобных речей, но… капля камень точит.
— Леха! Времена жен декабристов прошли, — с усмешкой поговаривал интеллигентного вида вор-рецидивист.
— Конечно, случаются исключения, но обольщаться не стоит, — вторили ему подпевалы.
Их слова отдавались болью в сердце. Душа восставала, протестовала. «Этого не может быть! Что они знают о нашей любви?!» — хотелось кричать Алексею. Но он не кричал. Обида на жену росла, а воспоминание о собственном предательстве становилась все бледнее.
