Родная | страница 26



— Кто вы такие?

— Андрей, неужели не узнаёшь? — Спросил кто-то в отряде. Взгляд часового потеплел.

— Димка! А я уж боялся, что ты не вернёшься! Прости, не узнал сразу. Милости просим к нам! — И часовой уже развернулся в направлении лагеря — доложить о пополнении, когда кто-то из отряда Ильи спросил:

— А кто у вас тут главный?

— Саша Демьянов.

— Сам Саша! — Послышались удивлённые и восхищённые голоса. — Так он же был ранен!

— Уже поправился.

— Доброго ему здоровья!

— С ним мы точно победим.

Ишмак слушал их разговор и понимал, что этого человека уважают, и он пользуется огромным авторитетом у воинов. А потом его словно осенило. Саша Демьянов был начальником отряда, в котором состоял Арсений, тогда, тринадцать лет назад. Он наблюдал весь этот ужасный спектакль с бумагами и, наверное, до сих пор, ненавидит его. Значит, ничего хорошего Ишмаку не светит. Но он и не думал бежать, чтобы спасти свою жизнь. Куда? В его пустынный дом, на окраине вымершей деревни, чтобы в одиночестве и тоске проводить оставшиеся годы? Нет уж! Лучше быстрая и безболезненная смерть. Он даже не удивился, услышав вопрос:

— Зачем вы пленника с собой таскаете? — И благодарно улыбнулся Илье, когда тот с достоинством ответил:

— Это не пленник, это наш друг. Он с нами по доброй воле. Где Саша? Я хочу переговорить с ним.

— Я здесь. — Ишмак поднял глаза и увидел Сашу. Он почти не постарел за прошедшие годы, лишь морщины стали отчётливей. Ишмак был даже рад тому, что не все воины ещё разбрелись, и его не было видно. Он был не готов сейчас бередить старую рану, хотя, наверное, никогда не будет готов… А Илья подошёл к Саше. Они начали разговор. Ишмак наблюдал, как жестикулировал, что-то доказывая, Илья, и как всё печальней и печальней становилось его лицо. Потом Саша что-то гневно и громко сказал, отвернулся и направился в сторону лагеря, а Илья — в сторону Ишмака. Проходя мимо него, военачальник бросил:

— Тебя ждёт Саша. Его палатка в центре лагеря, самая большая. — И даже не обернувшись, зашагал прочь. Ишмак прикусил губу, не желая показывать, как сильно его задело такое отношение. Он уже привык, должен был привыкнуть за столько лет! Но каждый такой поступок отзывался пыткой в его измученной душе.

Когда он вошёл, Саша уже поджидал его. Те же черты лица, тот же взгляд исподлобья, вот только сердечности и доброты в нём стало меньше. Ишмак видел, как его оценивают и испытывают и как постепенно гнев и даже ненависть вытесняют все остальные чувства в сердце военачальника.