— Ладно уж, — сказал человек с одутловатым лицом, пододвигая свою кружку навстречу рассказчику. — К завтрему, может, я и поверю, ну а нынче, сейчас вот, это малость на выдумку смахивает.
— Ну что ж, тогда ладно, — кровельщик совсем успокоился. — Так вот, хуже всего вышло с братом его, Марком. Обошелся он с ним уж и вовсе бессовестно, словно с собачонкой паршивой. (Ваше здоровье!) Да, ровно с собачонкой. Марк — тот постарше брата, было ему уже под семьдесят, а жил он один в домишке, что за Большим Прыщом. Лачугу эту и домом-то не назовешь — прутья, да глина, да крыша соломенная, а срок найму кончался (ну, да это дело житейское). Вот и надобно было Марку либо выкупить домишко за пятьдесят фунтов, либо выметаться из него подобру-поздорову. Но шутка ли пятьдесят фунтов, где их взять? Старика ревматизма, можно сказать, загрызла, работой в лесу он еще кое-как перебивался, но спрашивать у Марка этакие деньжищи было все одно, что просить у него короны королевской.
Ну вот, и пошел старик к своему хозяину: ссуди, мол, пятьдесят фунтов.
«Нет, не могу», — говорит тот.
«Можно б из жалованья их вычесть», — говорит Марк.
«И этого не могу, — говорит хозяин. — Да ведь у тебя же брат есть — Генри. Денег у него куры не клюют. Попроси у него».
Ну вот, и попросил Марк у брата взаймы пятьдесят фунтов, чтобы домишко тот выкупить.
«Нет, — говорит Генри, — не могу».
Так и не дал ему денег. Тут, значит, старый Марк и скажи ему: «Не хочу, говорит, зла тебе, Генри, только думаю — помереть тебе в канаве». (Ваше здоровье!) И что вы скажете! Впрямь ведь помер он вскорости, братец-то его родной. Хватило солнцем, и помер, не где-нибудь, а в канаве. Ну, а как помер Генри, стали его хоронить и зарыли вместе с ним в могилу и жестянку с деньгами. В руках он ее держал, надо думать. И ведь прорву добра в могилу унес! И месяца не прошло, как похоронили его, а два молодчика отыскались и свое удумали. Один — Леви Картер, пономарь, человек полоумный — я завсегда говорил. Ум-то вроде и был при нем, да куда как не часто налицо оказывался, а так, хоронился где-то. Другого парня звали Импи, жил он у сапожника Слэка, а дом у того стоял, ежели помните, за садом старого путешественника. Импи-то был совсем другое дело. На поле подсоблял, а случалось — и пастухом подрабатывал. Вот и столковались эти двое выкопать ночью гроб Генри Тэрли, выудить оттуда денежки и поделить их промеж себя. А чем это пахнет, сами, небось, знаете — тюрьма до самой смерти. Но Импи этот — человек был отпетый, свинья свиньей, тьфу, погань! Он-то, видать, и подбил старика Леви на это дело. А уж обирать трупы — последнее дело!
