— Пфф! — фыркнул Куасс. — Насчет разбитых сердец мне все известно, а вы лучше прямо мне скажите, я спрашиваю вас… — Куасс наклонился и сорвал маргаритку. — Если бы судьба ребенка была в ваших руках… — Куасс взял маргаритку в рот и откусил венчик. — Как вы поступили бы? Ну, говорите! — Куасс выплюнул маргаритку.
— Вполне допускаю, — сказал, улыбаясь, доктор, — что Кори-Эндрюсы — очень милые люди.
— Вот именно.
— Хорошие люди. Полагаю, я даже уверен, что они будут с истинно родительской нежностью растить вашего ребенка, маленького Питера.
— Вот именно.
— И поэтому, если бы мне пришлось делать выбор между вами и ними, — доктор в раздумье погладил ладонь левой руки указательным пальцем правой, — я, вероятно, сделал бы тот же выбор, что и вы.
— Вот мы и договорились! — сказал, смягчаясь, Куасс.
— Да, — продолжал доктор. — Я уверен, что поступил бы именно так. Но поскольку я всего только врач, наблюдающий за вашей женой, и в качестве врача мне приходится… Н-да, тут я…
Он помолчал с минуту, щелкая пальцами, словно подыскивая нужное выражение.
— Ну, ну… — настаивал Куасс.
— Да, — сказал доктор весело и, улыбаясь, окинул взглядом огромную фигуру Арпада, — я мог бы пожелать только одно, чтобы вы провалились к черту.
— Фу! — Куасс, нахмурившись, зашагал прочь. — Какая наглость, — сказал он и повторил: — Фу!
В первый же день после возвращения Вероники из больницы Арпаду снова пришлось выдержать объяснение с женой, и тут он решил довести дело до конца.
Сначала он вел разговор в приподнятом тоне:
— Дорогая моя! Ты так молода, красива, такая умница. Ты знаешь, что жизнь наша складывается не из одних удовольствий, а в равной мере и из обязанностей; мы должны осторожно взвешивать каждый шаг, избегать опрометчивых решений, и тогда мы сможем получить от жизни то, на что имеем право, и обойти коварные ловушки.
— Да, но мы могли бы оставить у себя маленького Питера, — сказала Вероника.
— Теперь уже поздно об этом говорить, — ответил Арпад более сухо, — ты знаешь это не хуже, чем я. Что сделано, того уже переделать нельзя.
— Нет, можно, можно и должно! — вскричала Вероника. — Я сейчас пойду и принесу его домой.
Тут уже Арпаду пришлось повысить голос:
— Да мыслимо ли это? Опомнись, что ты говоришь? Нет, это черт знает что такое! Нельзя же быть такой безрассудной! Ну, не упрямься, перестань, выкинь все это из головы, и вот увидишь, все у тебя пройдет.
Он грозно шагал взад и вперед, а Вероника плакала. Затем Арпад взял с письменного стола пузырек с чернилами и встряхнул его.
