Водитель тоже выпрыгнул из кабины и закурил.
— Смелее! — подбодрил он Эс-тридцать, глядя на то, как она топчется в нерешительности.
Чуть поодаль стояли двое. Мужчина и женщина. Те самые, фотографии которых девочка видела в папке со своим именем. Это и есть её семья? Они, казалось, тоже робели. Эс-тридцать осторожно сделала шаг им навстречу, тогда женщина сорвалась с места и бросилась к ней. Она заключила девочку в удушающе крепкие объятия, потом чуть отстранилась, взяла её лицо в ладони, всмотрелась в него в неверном свете фонарей, и снова обняла Эс. Ошибки тут быть не могло: глядя на девочку, женщина словно смотрела на свою собственную старую фотографию. Это их Эс-тридцать! Вернулась наконец домой! Мужчина тоже подошёл и обнял их обеих. Очевидно, им что-то стало ясно в то мгновение. Что-то, чего сама Эс ещё долго не могла понять, но тогда она тоже осторожно обняла их.
Глядя на эту сцену, водитель добродушно рассмеялся. Женщина подняла к нему глаза, полные слёз и зашептала:
— Спасибо! Спасибо…
— Да будет вам! — усмехнулся водитель, бросая окурок прямо в снег. Он пожал руку мужчине и потрепал Эс-тридцать по голове. — Будь умницей, ладно? — сказал он. — И будь счастлива.
Махнув рукой на прощание, он вернулся за руль, чтобы отвезти девочку с русыми косичками в какой-то другой тускло освещённый двор с развороченными сугробами. Эс-тридцать смотрела вслед удаляющемуся автомобилю и гадала, увидит ли она когда-нибудь снова эту девочку, и услышит ли от неё то, что нельзя было произнести в лагере.
Однако, она так и не увидела, куда её увезли: Эс-тридцать обняли за плечи и повели в дом, хотя она и вертела головой, силясь разглядеть автомобиль.
— Идём. — Отец крепче обнял Эс, одновременно стараясь поднять ворот её пальто повыше. — Замёрзла, наверное?
Так Эс-тридцать и очутилась в тёплом доме, где пахло какой-то сладкой выпечкой, а ей самой всегда были рады. Родители то и дело крепко обнимали её, мешая раздеваться.
Для неё подобное проявление чувств было в диковинку. Она читала когда-то о том, что мать всегда узнает своё дитя, и всегда будет его любить, но не была готова столкнуться с подобным в жизни. На секунду в её голове мелькнула мысль о том, что, вообще-то, странно, что те, кто якобы держал её в плену, не поленились снабдить узницу литературой.
Воспоминания о прошлом всплывали отдельными фрагментами. Книги, коробки, перевязанные бантами, пушистый снег за окном. И то и дело странные чёрные руки. Наверное, в перчатках, кажется, очень старых и оттого потрёпанных… Все эти осколки были будто бы оплавленными и нечёткими и не позволяли за себя уцепиться и удержать. Они убегали, и Эс-тридцать вновь оказывалась в прихожей в объятиях родителей.
