Эльза прижалась к матери и вдруг поняла, почему ей тут так хорошо. Это же лежало на поверхности! Она просто дома. Ее дом там, где мама, а долгие семнадцать лет у нее этого просто не было… На глаза навернулись слезы, и она крепче сжала Мануэлу в объятьях. И услышала хриплый голос Майи:
— Дорогие мои гости, когда эти две девушки расцепятся, я с удовольствием представлю вам одну из них.
Мануэла с Эльзой рассмеялись, мать взяла дочь за талию и встала рядом. Майя продолжила:
— Дорогие, вот эта очаровашка — Эльза Марин, дочь Мануэлы, лицо которой мы последние годы лицезрели на афишах, расклеенных по этому гостеприимному дому. Как я понимаю, она недавно нашлась, и теперь уже нас не покинет. Правду я говорю, детка?
Все рассмеялись, а Эльза показала ей малахитовое кольцо на руке.
— Я счастлива новой встрече с вами, Майя. Я вообще день ото дня становлюсь все счастливей, как вы и предсказывали. Хотя порой место для счастья высвобождается нелегко.
Майя задумчиво посмотрела на нее.
— Да, ты права. Нелегко. Но если ты сама решаешь, что делать и кем быть, все преодолимо. Потому что жизнь становится живой, и в ней появляются настоящие люди. Вот тут, например, сидят такие, и они — мое счастье… Золото, а не люди. Хранят меня лучше, чем малахиты.
И женщина, большую часть времени игравшая роль городской сумасшедшей, опустила руку в карман, вынула горсть зеленых камешков, похожих на тот, что красовался на пальце у Эльзы, и подмигнула. Эльза вдруг заметила, как хорошо Майя накрашена, какие красивые у нее украшения. И одета со вкусом. Что ж, она явно не актриса одного амплуа…
— Итак, детка, ты пришла вовремя. Мы планировали устроить импровизированный концерт.
И Майя пошла к фортепьяно, на передней части которого были закреплены два серебряных подсвечника с толстыми желтыми свечами. Открыла крышку, села за инструмент, и легко, профессионально поднимая кисти, коснулась пальцами клавиш. Эльза узнала первые аккорды «Vissi d'arte» из «Тоски». И вдруг Майя запела. Глубоким драматическим сопрано, которое сложно было угадать за ее обычным тембром голоса…
Vissi d'arte, vissi d'amore,
non feci mai male ad anima viva!
Con man furtiva
quante miserie conobbi aiutai…
Эльзе показалось, что она поет о себе, и на глаза навернулись слезы. Майя будто рассказывала свою историю, сетуя на то, что, отдав жизнь искусству и людям — а теперь было ясно, что это именно так — она оказалась в итоге в таком плачевном положении. Она пела негромко, но это было великолепно, захватывающе. В такое ее преображение поверить было просто невозможно.
