— Аромат судьбы. Мы не услышали его... И еще одна...
— Пушкин? — наконец догадался Гордей.
— Плачущий... привиделся...
— Нет, — озадаченно сказал мальчик, — ведь у нас остался платок, — но отец уже не услышал его.
Вокруг них начали собираться прохожие, наклонялись, легко касались их пальцами и что-то спрашивали на своем языке. Переговариваясь между собой, видимо, высказывая различные предположения о случившемся, они создавали тихий гул, который как-то подбадривал растерянного Гордея. Мальчик, посматривая по сторонам, повторял: «He's not breathing. I have to go to the pharmacy{7}» — в надежде, что хоть кто-то поймет его и поможет. Для доходчивости он слабо указывал рукой то на отца, то на дом, где находилась аптека.
Наконец, один юноша закивал головой, что, мол, понял сказанное, и начал поднимать Гордея с земли.
— And what to do with the corpse{8}? — между тем спрашивал он, кивая в сторону Дария Глебовича.
— Its my father{9}.
— Carry the corpse for us{10}!
К этому юноше присоединились другие и они понесли пострадавших к дверям аптеки. Гордей почти терял сознание от боли и потери крови, когда сопровождавшая его толпа постучала в дверь к Раману.
Долго совместно с Зубовым аптекарю пришлось отбивать мальчика у смерти, приняв в свою семью в качестве нового члена. Но и после лечения Гордей остался с подорванным здоровьем. Была надежда, что, как подросток, он еще окрепнет и все порушенное в его организме восстановится.
Но не это огорчало самого Гордея больше всего, а то, что не смог он быть на погребении отца, не смог записать течение своей болезни. Конечно, что-то записал Василий Григорьевич, но... но...
— Теперь ты оставишь меня, Василий Григорьевич? — спросил Гордей у гувернера, который был старше своего воспитанника всего на пять годков.
— Да что вы, Гордей Дарьевич! — вскричал тот. — Ни за что я не смогу еще раз проехать по той страшной дороге над пропастью, какой мы добирались сюда. Вот ведь язык мой проклятый... Кабы не молол им глупое, может, жив был бы ваш батюшка...
— Оставь, право, что ты говоришь пустое...
Гордей слабо улыбнулся — каждый из пострадавших придумывает какую-то мистику в объяснение случившегося. Отец говорил о якобы не почувствованном аромате судьбы, а Василий Григорьевич винит себя, что зарекался ехать назад в Россию, вот и случилось так, что он невольно застрял тут... Но только все это вздоры. Их с отцом подвела внезапно наступающая южная темнота — были бы тут сумерки как сумерки, так они бы раньше повернули назад и засветло воротились домой... «Странно, странно, сколько в случившемся есть нашей вины, — размышлял он, — а сколько зависело от обстоятельств?»
