И я говорю со злостью:
— Ты обманул меня!
— Так надо было, сынок, так лучше, — повторяет он. — Не сердись на меня. Я не хочу, чтобы тебя убили охотники. Ты у нас с мамой один. Мама скоро умрёт. С кем я тогда останусь, сынок? Если бы твой братец… если бы вы…
— У меня нет никакого братца, — говорю я. И думаю: кажется, этот лесоруб тронулся умом от голода.
— Ну как же, сынок, — говорит он. — У тебя был братец. Ты не знаешь. Но у тебя был братец. Просто мы с мамой никогда не говорили тебе… Мама скоро умрёт, сынок, вот какое горе…
— Зачем ты опять врёшь мне, отец? — спрашиваю я. — У меня никогда не было брата.
— Ну как же, сынок, как же. Он родился вместе с тобой, твой братец. Вы были похожи, как две капли воды. Но он умер. Мама не сказала в магистрате, что вас родилось двое. Она отдала им твоего братца, а про тебя ничего не сказала, понимаешь сынок? Поэтому они не знают про тебя, и ты можешь жить. Ты можешь жить, пока они не узнали про тебя. А если узнают, то убьют, обязательно убьют, сынок. Поэтому тебе не надо выходить на улицу, сынок. Не надо пока.
— Ты врёшь, отец, — говорю я. — Зачем ты это делаешь?
— Я не вру, сынок, что ты, — жалко кривится он. В глазах его стоят слёзы. Одной рукой этот лесоруб может удавить большую собаку, а плачет, как…
— Вы родились вместе, — говорит он. — Это называется близнецы. Вы были как две капли воды. Мёртвые… То есть…
— Я живой! — говорю я и смеюсь. Теперь-то он попался — заврался совсем. Точно, тронулся умом от голода.
— Тут видишь ли, сынок… — он встаёт и трясёт ногами, разгоняя кровь. Мотает головой — наверное, в глазах круги от того, что долго сидел на корточках и быстро поднялся. Разогнав кровь, он снова садится на корточки. — Видишь ли, какое дело, сынок… Земляная болезнь… ты ведь знаешь, что это за штука? Вы родились мёртвыми. Оба. Вот как вышло-то, сынок.
— Враки, — говорю я.
— Нет-нет, сынок, это не враки. Я говорю правду. Ты ведь… ты ведь нимху, сынок.
Я смотрю на него и мне даже становится страшно. Если он тронулся умом, то ведь я, пожалуй, никогда не выберусь из этой ямы. Он меня тут сгноит. А может убить и съесть. Он ведь тронулся умом от голода.
Я силюсь улыбнуться. И говорю:
— Я нимху?
— Да.
— Я — вечно голодный кровожадный нимху?
— Да.
— И у меня глаза цвета ржавой луны?
— Нет, сынок, нет, глаза у тебя обычные. Серые у тебя глаза, сынок. Это всё неправда про глаза. Если бы так легко было отличить нимху, их бы давно уже не осталось.
