Никита Кадан
14.01
Закончил сегодня картину, это первый из моих больших холстов. Названия так и не сложилось. На ней изображено какое-то глазастое, со спирально завернутым носом, существо в небе, созерцающее огромную гору. Я, конечно, инспировался восточными коврами, китайскими драконами и фениксами, продавленными, переломанными через Алтай и Туранские степи, и дальше - почти что до Черного моря. И отчасти куклами итальянского футуриста Фортунато Деперо, я их видел тут в Берлине пару лет назад на большой групповой выставке. Однако дело не в культурных реминисценциях, а в некой патетике с неухватываемым содержанием. Ее поиски объединяют все, что я делал и делаю - речи в нашем фильме, мои тексты, мои старые рукописные книжечки. Указание на присутствие патоса - даже если мы не знаем, где его искать. Патетика раскачивающейся ветки.
Послал картинку Монастырскому - ему вроде понравилось, хотя он и предостерег от «влипания в прием». Не знаю, мне кажется, я как раз и оказался в полном творческом одиночестве, потому что все время бегу от коллективных приемов. Кстати, надо бы еще развести «прием» и «манеру». Манера - это как раз самое ценное в искусстве. Подобно присущей каждому человеку манере говорить, сидеть и т. д. «Манера Веласкеса». «Аристократические манеры». Манера - это самособойность, отчужденность. Вот, скажем, работам Бори Михайлова присуща манера. У «КД» в высшей степени прослеживается манера (правда, она никак не проявилась в Венецианском павильоне Монастырского). У Кабакова последние годы манера исчезла, ушла в Эмилию, которая просто умная, толковая женщина. Соответственно, Манера подменилась Толком, с1а$ Маи. Вот это как раз ближе к «приему». Прием приходит из гарантированного извне, как уже выученный урок, и заслоняет необусловленную, негарантированную манеру, присущесть.
15.01
Да, пусть «схема», пусть всего лишь «графика», однако намалеванная так лениво и мерзко, что она приобретает качества живописи. Изделие, опирающееся на неумелую грезу о себе самом и вскачь уносящееся. Соединение дракона с листом и хворостом. Малышка-горизонт.
16.01
Фельдман рассказывал о какой-то женщине из Парижа, которая всю жизнь писала музыку, не предназначенную для того, чтобы быть услышанной. Не совсем понятно, что это была за музыка - экивоки! Понятно только, что я имею в виду Мортона Фельдмана, композитора, а не Рональда Фельдмана, галериста.
Мортон Фельдман с середины 70-х собирал турецкие ковры. После того как разочаровался в своем друге Филипе Гастоне. Или ему казалось, что он в нем разочаровался. Я тоже мысленно начал «собирать» ковры, или во всяком случае, изучать их - написал текст «Ковры» как раз после своего текста «Гастон».
