Юрий Лейдерман параллельно действует в слишком далеко друг от друга отстоящих пространствах, все время пребывает между «пафосом» и «орнаментом», между «прислоненностью» и «бегством». Между «истиной, которую можно лишь разделить с другими», и единичностью высказывания, уходящего от любой конвенции, одомашнивания. Связывание этих пространств друг с другом вызывает в письме нечто наподобие дрожи натянутого каната, в результате которой текст все время стряхивает с себя контексты, на нем нарастающие. Повторяющийся обсессивный мотив у Лейдермана - предоление забитости, замусоренности путей письма контекстами и интерпретациями, выход в чистый простор. Собственно, постоянное возвращение к этому мотиву лучше всего свидетельствует о недостижимости выхода. Но намерение! Еще одно из превращений, происходящих в «Моа-битских хрониках» - это когда намерение битвы становится самой битвой.
Письмо есть самоизобретение. Определение идентичности как «стихотворения, которое пишешь собственной жизнью» для Лейдермана долго было связано с идеей геопоэтики*, превращающей «политические инвективы» в «поэтические». Но геопоэтический период для него заканчивается, когда история вдруг дает ответ на «поэтические инвективы». Ответ, переворачивающий жизнь: «нашлась вдруг целая страна, которая заложила вираж и покинула ту страну». Покинула ту самую «родину с ненавистным режимом», естественно, путинским. В жизни автора появляется Украина. Одессит Лейдерман, оказавшийся в 80-90-х годах среди ключевых деятелей российской художественной сцены, убегает от
" Лейдерман о проекте «Геопоэтика»: «В общем, это идея сделать так, чтобы этнос, политика, расы, народы (которые полагаются такими нерушимыми основаниями любого вымысла) сами превратились бы в вымысел, в несуществующие объекты — подобные овальцам, коробкам, комочкам, шкафам в полутьме. Какие-то гении чертополоха, повелители кефирных грибков.
Нации вместо цветов, констелляции русского, еврея, грузина, подобные абстрактным композициям Марко Ротко и Барнетта Ньюмена. Политические инвективы, которые следует понимать исключительно как поэтические инвективы».
родины-России так, как убежал от родины-московского концептуализма или родины-современного искусства. Украина из вектора, направления побега, из пространства проекции фантазмов, превращается для Лейдермана в место все более реальное и требовательное. А значит - нужно снова вступать в бой и снова отвечать на вопросы настоящей украинской жизни, воплощенные порой предельно грубо и материально. Перед тем, кто добрался до точки своего стремления, еще недавно казавшейся фантастически-недоступной, кто перешагнул через убегающий горизонт, появляются новые вызовы. Способность преобразовывать «обживаемое и прожитое» не означает способности им овладеть, удержать его в руках, поименовать, придать окончательную форму. Снова: инвектива, ответ, тяжба, превращение, «стихотворение, которое пишешь собственной жизнью».
