Моабитские хроники - Юрий Лейдерман

У020У12НЕНКА

АЯТ5 НОЫ5Е

УДК............

ББК............

Издательский проект

32

У020У12НЕЫКА

АКТЗ НОиЗЕ

Предисловие - Никита Кадан.

В оформлении книги использованы рисунки автора.

Особая благодарность..................

© Юрий Лейдерман, 2017

I8ВN..............

© \'<>/(1\1/11епка Апз Ноизе, 2017

Предисловие

Это книга дневниковых записей, точнее - дневниковой поэзии. Сам автор определяет эти записи так: «Мо-абитские хроники» - вроде маленьких стихотворений в прозе на тему того, как эмигрант постепенно сходит с ума - от старости, от творческих неудач, от ненависти к правящему режиму на родине. Но заодно прихватывает и другие темы - футбол, история искусств, природа». Однако этот эмигрант оказывается способен переплавить материал своих дней в письмо, веселое, яростное и, в самом возвышенном смысле, странное. Приходит новый день - и дню нужно ответить. Повторяется разговор-бой, в котором невозможно поднатореть, набить руку, набраться опыта.

«Моабитские хроники» - это превращение сопротивляющегося бытийного материала в слова, но слова такого рода, что могут порождать новый бытийный материал: другой футбол, другую историю искусства. Базой Брок как-то сказал, что художник в принципе не может действовать как Бог-Отец, творить что-то из ничего, что действует он как Бог-Сын, умножает рыб и хлебы, превращает воду в вино. Представим, что совершает эти превращения он без гарантий: а вдруг вот именно сейчас не получится, окажется каким-то нелепым неудавшимся фокусом? Всегда могущий бросок в не-предопределенное, в чистую возможность, всегда могущую обернуться ударом об землю. Жиль Делез в «Критике и клинике» говорит: «Писать -это дело становления, которое никогда не завершено и все время в состоянии делания и которое выходит за рамки любой обживаемой или прожитой материи. Это процесс, то есть переход Жизни, идущей через «обживаемое и прожитое». Письмо Юрия Лейдермана идет через обживаемое и прожитое, претворяя его. Это письмо оказывается способом изменить участь путем перебрасывания повседневности в логику литературного текста, а текста

- обратно в логику проживания повседневности. Сам акт переброса отвлекает внимание, и момент чуда, как ему и полагается, остается невидимым.

Записи своим названием привязаны к берлинскому району Моабит, где находится мастерская Лейдермана, а начало «Хроник» совпадает с возвращением художника к живописи. Поток текста соседствует с живописным потоком. Иногда они обмениваются водами. А дальше становится видно, что и политика, и история искусства, и природа, и футбол в ландшафте автора есть система потоков и водоемов, что ландшафт этот структурируется именно изгибами и встречами русел, а сам текущий в них бытийно-текстовый материал, скорее, однороден в своей изменчивости. «Все меняется, но при этом остается тем же». Нет в этих записях, в их самых неожиданных поворотах, момента обвала в бред, нет такого, чтоб только что было все под контролем и вот - обрушилось. Жизнь-письмо по сути, в эссенции своей, неподконтрольна, неподвластна. Материал ежедневного, эти регулярные «ехал на велосипеде из мастерской» или «был на выставке ГДР-овской фотографии» однородны, однокачественны каким-то «нежить-полям», а где газетные новости, стадион или музей, там и «топот цветка», «султанчик на алебарде». Сам Лейдерман говорит о «маргинальной литературе», которая обращается не к читателю, но ведет тяжбу с самим бытием, письмом. Читатель может внимать ей косвенно, вроде всегда постороннего на судебном процессе. Но она выращивает читателя-постороннего и в самом авторе: «Очевидно, что сотворение этих текстов подчиняется какой-то неведомой логике. И также очевидно, что логика эта, безусловно существующая, неведома и самому автору. Который в смятении - ибо он не может ухватить парадигму своего собственного письма!»