Рауль улыбнулся уголком губ.
— Потому что ты — не такой, как они. Ты — золотая искра в крупице лошадиного дерьма.
Рауль провел тогда ладонью по его щеке, но больше касаться его не стал — хотя и мог.
В конце недели гастроли в самом деле завершились благополучно — Кадану сообщил об этом слуга, которого он посылал к театру каждый день.
Он собирался навестить их и сказать, что с ним все хорошо, но время было уже позднее, и он решил заняться этим с утра.
А наутро, поднявшись с кровати, потянувшись и выглянув в окно, он увидел резную карету, перегородившую проулок. Кучер в голубой ливрее сидел на козлах и, завидев его, помахал рукой.
— Молодой господин, все готово. Когда пожелаете — можем выезжать.
Кадан замер, глядя на него и думая, что должен сказать.
— Это карета господина Рауля? — только и спросил он, хотя этого факта трудно было не понять без лишних слов.
— Нет, она принадлежит вам. Господин Рауль передает ее в ваше полное распоряжение вместе со мной.
Кадан опасливо огляделся по сторонам. Карета не имела на дверцах вензелей, но вместо них ее украшали золоченые завитки. Настоящий ли это металл или нет — с такого расстояния было не разглядеть, но определенно в квартале ремесленников они, как и кучерская ливрея, смотрелись неуместно.
— Я скоро спущусь, — выдавил он несколько смущенно и, крикнув слугу, принялся приводить себя в порядок.
Кучер отвез его в театр, где Кадан долго говорил с Бертеном и рассказывал обо всем, что произошло.
— Иногда мне кажется, что я попал в сказку, — нахмурившись, говорил он, — только я чувствую, что здесь что-то не то. Знаешь, когда он трогает меня… Такое чувство, что по венам пробегает огонь. А когда он смотрит на меня — такое чувство, что его глаза пронзают насквозь.
Бертен рассмеялся и погладил его по голове.
— Это любовь, Кадан. Тебе ужасно повезло. Редко совпадает так, что тот, кого ты любишь, и тот, кто готов дать тебе все — одно лицо.
— И что мне делать? — спросил Кадан. — Ты всегда говорил, что я не должен спешить. Корову подкармливают лишь до тех пор, пока она не начнет давать молоко.
Бертен пожал плечами.
— Не знаю, малыш. Никто не может гарантировать, что ты ему не надоешь. Только ты сам можешь привязать его к себе.
— Я даже не уверен, что хочу быть с ним… Ты забегаешь слишком далеко. Мне неловко принимать подарки… Подарки такой величины.
— Об этом не беспокойся. Я всегда знал, что однажды это произойдет, — Бертен ласково погладил его по щеке, — ты не мог всю жизнь прожить в этой дыре. Бери от жизни все. И не забывай друзей.
