стенкой шумела вода, наполняя ванну, он в кухне на полках нашел кусок серого хлеба и
подсохший, скрючившийся ломтик сыра.
«Даже пожрать не приготовила‚ ‐ ожесточенно подумал он, кусая хлеб. ‐ А ведь
знала, что приеду сегодня».
Он мылся торопливо, спеша уйти из дому, хотя знал что вечером все равно
встретится с Лидой и вместе с ней поедет к детям на дачу. Он переменил дорожные
сапоги на тонкие шевровые, с длинными тупыми носками по моде, надел белую
косоворотку с мелким красным узором, подпоясался тоненьким кавказским ремешком с
костяным наконечником ‐ и отправился в крайком.
В вестибюле крайкома шел вверх широкий марш гранитных ступеней, у стены он
заканчивался площадкой, от которой, раздваиваясь на узкие лестницы, вел на второй
этаж. Едва Иван поднялся на площадку, как направо увидел спускающегося Георгия
Остаповича Трусовецкого. А с левой лестницы сбегали Роза.
‐ Ты уезжаешь? ‐ спросила она запыхавшись, и Москалев с изумлением уловил в ее
голосе упрек.
Ее смуглое лицо разрумянилось и ноздри тяжеловатого носа задышала.
‐ Нет, приехал, ‐ улыбнулся Иван и задрав голову махнул рукой Георгию Остаповичу: ‐
Эгей!
Глаза у Розы повеселели и, глядя на надвигающегося Трусовецкого‚ она мгновение
помолчала и сказала быстрым шепотом:
‐ Ну, все равно. После работы приходи ко мне домой. Знаешь ведь где.
Как‐то внутренне задыхаясь от этого негаданного призыва. Иван бросился к
приятелю, удивив и растрогав того чрезмерной взволнованностью от их, не такой уж
редкой, встречи.
‐ Тоже без округа остался? живо спросил Иван.
‐ Та как все.
Наверное от жары, обильно смочившей потом багровое лицо, Трусовецкий казался
еще более раздобревшим. Он и стоял‐то, крепко расставив ноги, словно чтобы надежнее
поддерживать огрузшее тело. Плешь его стала еще больше, и волосы вокруг совсем
походили на черный, туго скрученный из кудрей венец.
‐ А что грустный, Остапыч?
Трусовецкий потыкал коротким пальцем вверх:
‐ Разговор был. Иди, кажуть, на советскую работу. У тебя‐де натура больше
советского работника, ниж партийного.
‐ Как так? ‐ удивился Иван.
Что‐то он раньше не задумывался над таким различием. А ведь, верно, есть оно! Как
будто эта мысль давно созрела в мозгу и нужен был только толчок, чтобы она
проклюнулась. Партийный работник ‐ это вожак, пробивающий генеральную линию. А
советскому работнику надо и помягче быть, и подемократичней‚ и не столько
вырабатывать директивы, сколько обеспечивать их выполнение. Что же, правильно: например, он и Остапыч.
