— Все так! — я виновато подскочил к ней и благодарно обнял: — Ты у меня такая внимательная!
Я пришел в комнату Ларисы и ее сожителей, когда там был один Афанас. Мы с ним чувствовали себя заединщиками, чуть ли не свояками. Шутили, острили. Я стал рассказывать какую-то длинную анекдотическую историю, заготовленную для этого случая заранее. И, не прерывая спича, стал деловито опустошать принесенную с собой сумку. Тапочки бросил у Ларисиной кровати. Спросив, где ее полки, предварительно встряхнув, уложил в шифоньер свое нижнее белье. Найдя свободные „плечики“, пристроил рубашку. Домашние трикотажные брюки повесил прямо на дужку кровати своей любимой. И только когда я стал искать, куда деть мыло и зубную щетку, Афанас обрел дар речи:
— А это… зачем?
— Понимаешь, Афоня, — я доверительно взял его за плечи, — жить нам с Ларисой негде. А ведь она мне, по сути, жена. Ну, а если ты с супругой здесь живешь, то и мы вполне уместимся. Тем более, — продолжал я трепать поверженного Афанаса, — что пока из семьи я не ухожу: надо решить кое-какие проблемы, да и не могу я так резко, бесчеловечно. А это, шмотки, — на всякий случай: вдруг на неделе останусь, а там как масть пойдет, ты меня понимаешь. Я думаю, что мы с тобой заживем душа в душу. Ну, я побежал, дружище, спасибо за поддержку, ты настоящий мужик, и жене твоей — низкий от нас поклон. За то, что поддержали в трудную минуту. Привет Гертруде! Убегаю.
Не давая Афанасу опомниться, я ретировался, что соответствовало замыслу. Все и на этот раз сыгралось отменно.
Ночь в „смешанной“ комнате прошла, по рассказу Ларисы, „безветренно“. Ей показалось, что соседи умерли, — такая стояла тишина. Только рано утром она услышала шепотливое, едва уловимое „ништяк“.
Это было субботнее утро. Афанас ушел на работу, а женщины остались дома. Как и ожидалось, речи Гертруды стали носить смысл, противоположный недавно уверенно сказанному.
— Лариса! — проникновенно говорила Гертруда. — В принципе, как я и говорила, любовь это святое… Но, соответственно, святость обязывает к благородству. Нельзя, чтобы путь к святому лежал через грех. Ведь на чужом горе счастья не построишь. Я имею в виду хотя бы детей. А его жена? — она в чем-то перед тобой виновата? К тому же, ты такая молодая, кругом уйма холостых парней. Неужели свет сошелся клином на этом, извини… Нет, возможно, он человек неплохой, я не рассмотрела, хоть и странноватый, да и, — о вкусах, конечно, не спорят, — страшненький. Но ведь он же достается тебе после кого-то. Это все равно, что доедать чей-то огрызок или мылиться чьим-то обмылком. И еще. Если он с такой легкостью оставляет семью, то кто даст гарантию, что и тебе с твоим потомством не ждать того же. Знаешь, если человек кобель, то это надолго… Если между нами, то он на меня как-то двусмысленно посматривал… Но это между нами.
