Они долго молчали, глядя, каждый по-своему, на погасший камин, но оба не смея шелохнуться.
— Кто этот странный человек? Вано, кажется?..
— Это личный шофер Филимона, — с готовностью оживилась Оля. — Он проживает у нас, в этом же доме, на втором этаже. Помещение со всеми удобствами, с отдельным входом. Выполняет обязанности и водителя, и электрика, и слесаря, и телохранителя, и охранника этого, так сказать, замка. Если общо, то на нем жизнеобеспечение и безопасность всей нашей усадьбы. На первый взгляд он странный. Соседи предполагают, что он нем, что у него нет языка, но это чушь. Просто — неразговорчивый. Сейчас он где-то недалеко: или в своей келье, или проходит по наружной галерее второго этажа — оттуда видно, что делается за забором, или где-то во дворе. Иногда мне кажется, что он контролирует все, что происходит в доме. Нам грех на него жаловаться: добросовестный, усердный. Еще у нас есть домработница, которая приходит днем, — женщина с кулинарным и даже медицинским образованием. Кстати, она гармонирует с этим домом-замком, — в ней есть что-то тайно-мрачное, исподний огонь. Мне она не очень нравится, мы как-то не сдружились с самого начала. Но Филимону, кажется, именно это в ней и нравится, а может, и не только это. Он упорно, из года в год, продлевает с ней договор. Я не настолько ревнива, чтобы обращать на это внимание. Готовит она хорошо, к тому же — уколы, массажи… Меня она устраивает, домработница ведь не для дружбы, согласись?..
— Где вы нашли такого усердного? — спросил Никита рассеянно, возвращаясь к Вано.
— О, это давняя история. Вообще-то, мы, я и Филя, знаем его с детства. Раньше он был гроза района и даже приударял за мной, — у Оля получилось кокетливо.
Никита рассмеялся:
— Ну, уж об этом можно было не говорить! Быть рядом с тобой и оставаться равнодушным!..
— Словом… — Оля корректно его прервала, — нас троих кое-что, скажем так, связывает. Несколько лет назад я узнала его в телепередаче «Из зала суда»…
— Какое счастье, что ты смотришь телевизор, Оля!.. — пошутил Никита и быстро приложил ладонь к губам, демонстрируя покорное внимание.
— Ты прав, Ник! Так вот, мне его стало жалко… К тебе, Ник, другие чувства, пожалуйста, не оскорбляйся! Если коротко, то Филя вдруг проникся к моей жалости, так мне поначалу показалось, особым образом и буквально загорелся. В то время он уже занимал высокий пост, карьера шла в гору, мы стали достаточно обеспеченными, у нас уже была эта усадьба, домработница. Кстати, тебе, наверное, странно, но я никогда не работала, ни по специальности, ни как-либо иначе — сначала Артур был маленьким, потом Филя был против, трудясь за двоих, ну а вскоре подобная необходимость отпала вовсе. Так вот. Филя навел справки, разыскал этого Вано, ездил к нему в колонию. Словом, после освобождения несчастный, потерянный, упавший на самое дно, поставивший на себе крест человек стал жить и работать у нас. Однако… — Оля посмотрела на Никиту с сомнением: стоит ли об этом? Но, вздохнув, продолжила: — Я надеялась, что Вано станет нам другом, а Филя сделал его рабом. Впрочем, я мужа не виню: у них с детства были непростые отношения. Возможно, Филя что-то себе и ему продолжает доказывать. Хотя последнее в отношении этого бедолаги, я бы сказала, неосуществимо — Вано уже не тот человек, который чувствует боль. Благодарность? — возможно… Но нечувствительность к боли, мне иногда кажется, не очень приятна Филимону, он не того ожидал. И все же Вано его устраивает: рядом существо, верное, как пес. Перегрызет горло всякому, кто посягнет на кого-либо из нашей семьи.
