— Москва командует. У них два часа разница.
— Ага, точно, разница. Там вечером коньяк, а утром огуречный рассол. А у нас побрился с вечера, хех, освежился огуречным. А утром…
— …Тоже огуречный рассол!..
Смеются.
Женщины спокойны и даже холоднокровны. Одеколонно-лосьонные дела мужчин (то есть мужей и коллег) благородных дам совершенно не касаются. Две очереди — два мира. Так кажется неискушенному наблюдателю. На самом деле мир один.
Я смотрю на женскую очередь широко раскрытыми глазами. Жду, когда эта анаконда бросит своим жизне-спутникам грозным голосом поэта: «Кто там шагает правой? Левой!»
Но женская красиволикая гусеница с холодными рыбьими глазами безмолвно отвечает мне, бестолковому и наивному, не высокой поэзией, а низкой прозой, пронизанной фальшивой логичностью:
«А что тут такого? Мужчинам же нужно бриться? — вот и покупают. А то, что расход продукта такой высокий, — ну так и что? Кому какое дело? Кто как хочет, тот так и освежается, не нарушая Конституцию. Может, наши мужья обтираются „Тройным“ — не только ежеутренне, но и ежевечерне! Это гигиена, молодой человек, есть такое слово».
Впрочем, к этой «гигиене» я быстро привык.
Кроме «нарезного», как называли парфюмерно-гигиенический продукт, употребляемый внутрь, в вагончиках, у строителей, можно было достать самогон. Попробовал один раз — редкая гадость, с добавлением чего-то, что должно «ломать» (сшибать с ног). Среди эксплуатационников, которые считали себя выше строителей (не только по части «употребления»), этот опасный самопал популярностью не пользовался.
Как говаривал Троцкий, после «коновала» отход тяжелый.
Вкратце о моих «попутчиках».
Киевляне-москвичи (все вместе — «столичные») — три работяги средних лет, рассказчики, гитаристы, поющие песни поодиночке и хором. Особенно сильны они были «заспевать» казацкую «Ой при лужку, при лужку», на два голоса. Причем первый шел русской версией, второй — украинской (в другой раз — наоборот). В хоровой гармонии улавливалась соревновательность, старались изо всех сил, и это добавляло прелести, и результат был ошеломляющим. От их «конь гулял на воле!» содрогались стены, пол и потолок. Я так и не узнал точно, кто из них москвич, а кто киевлянин. Знал только, что один к двум или два к одному.
Белорус самый здоровый детина моих лет, бицепсы надувались литровыми пузырями. Говорили, что драчун, и припоминали его геройства. По моим же впечатлениям, он был вполне миролюбивый и порой флегматичный.
