И вот в лето 1980-го, перед последним курсом, меня направили на производственную практику в один из городов нефтяного клондайка.
Я уже знал из собственного опыта, что лето на Севере бывает разное и переменчивое. Не приходится ни год на год, ни месяц на месяц, ни неделя на… и так далее.
Тот август оказался теплым и даже временами жарким. И ночи еще оставались светлыми, хотя и стремилась уже на убыль их очаровательная «белость».
Летний северный город эпохи освоения месторождений и строительства урбанизированных поселений, с многоэтажками и асфальтом, в окружении непроходимой тайги и болот, на отвоеванном у природы песчаном пятаке, — это сказка. Сказка с нескончаемым днем. Время суток, не имея часов, можно было определить по людям и собакам. Если на улице люди и собаки, значит, день. Если только собаки, следовательно, «ночь».
Но собственно в городе я долго не задержался. Региональная нефтяная структура направила меня на передовую. Студенту-недоучке предстояло освоить заданную программой обучения соответствующую часть производственного процесса нефтеперекачивающей станции «Южный Балык», что в ста с лишним километрах от ближайшей цивилизации (если к цивилизации можно было относить тогдашние северные поселения с городским статусом).
Все дороги на Севере — романтические. Вертолетом до окрестностей Южного Балыка, попутка в виде ГТТ («гусеничный транспортер-тягач» — вездеход, «танк без пушки»).
Въехали на возвышенность, машинист вездехода заглушил двигатель, сошел вместе со мной на землю, «размяться». Забежал за свой танк, как за угол, пожурчал, покричал в небо: «Эх, хорошо!»
В промасленном комбинезоне и в танковом шлеме, с открытым улыбчивым лицом, он походил на космонавта Юрия Гагарина. Жестом вождя указал на огромные резервуары, огненно-лоснящиеся от вечернего солнца, — вон туда и иди, там твоя клякса, спросишь контору.
— Что за клякса? — спросил я.
— Остров невезения в океане есть, весь покрытый зеленью, абсолютно весь! — протараторил машинист. — Нормальный остров, сосны и болотА, а заблудишься — Гитлер капут, напрасно старушка ждет сына в Свердловск, ей скажут, она зарыдает. Далеко от дорог, дыра, клоака, у реки. Охота, рыбалка. Люди-дикари. Добрые внутри.
С философом все ясно, а кляксу разведаем сами. Я поправил рюкзак, собрался идти. Машинист остановил, как будто пожалел:
— Слышь, студент! Говорят, Высоцкий умер?..
Закурили. Присели на корягу. От хозяина вездехода пахло горючим, как от дальнобойщика с дизельной ракеты, призвездившейся на необитаемой планете. Мною все больше овладевали космические ассоциации. Это успокаивало, гасило тоску перед неизвестностью.
