Загорелся, затрепетал огонек.
Взрыв хохота как-то резковато оборвался, все стали посматривать друг на друга, закряхтел Троцкий, Белорус сказал без улыбки:
— Смешно.
Связист прикуривал долго, как моряк на ветру, горящая спичка в подрагивающих дланьках, сложенных лодочкой, пол-лица закрыто от зрителей. Одни глаза. Прикурил, разжал ладошки, пыхнул, заволокло лицо благородным дымом. Сказал сдавленно, на выдохе:
— Третья: «Всем езда — всем звезда!»
— Ну? — Белорус был угрюм.
Связист выдержал паузу, отхлебнул из кружки, сказал, глядя в потолок:
— «Вертолет разбился».
Сейчас уже никто не смеялся, все только улыбались, кто как. Кто криво, кто кисло.
Но совершенно неожиданно засмеялся Связист. Точнее, не засмеялся — хохотнул коротко, и замолчал. Загасил сигарету, недокуренную и до половины.
Балерун неуверенно поднялся, вышел из-за стола и, покачиваясь, направился в ванную. Все затихли. Вскоре оттуда донесся шум воды и какие-то ухающие звуки. Когда я понял, что это плачет человек, у меня тело покрылось мурашками.
Белорус казался спокойным и трезвым. Тихо обратился к связисту:
— За «конину» благодарствуем, конечно.
Взял в огромную ладонь пустую бутылку из-под коньяка, вгляделся в этикетку, проговорил слова из песни:
— Белый аист летит. Над Полесьем. Над тихим жнивьем.
Наконец, выдал в адрес притихшего связиста, при этом посматривая на меня:
— Ты, если что, заходи. Помыться, там, переодеться… Ты же здесь прописан.
Связист поднялся, ушел в свою комнату, вскоре показался оттуда с большой сумкой.
— Я вообще-то за вещами приходил, мне другое койко-место дают.
Все понимающе покивали. Кто-то сказал: жаль. Потом хлопнула дверь.
— Что с ним? — спросил я у компании, кивая в сторону ванной.
— У него жена балеринка, — ответил Писарчук.
…В тот день из города, отработав краткую командировку, вернулся один из столичных с полным рюкзаком горючего. После работы всей «труппой» двинулись «в балкИ» — в вагон-городок строителей, — «к давалкам», как сказал Троцкий.
Зашли в какой-то вагончик, застали там вполне уютную компанию с преобладанием дамской части. С достоинством присоединились (не с пустыми руками!). Здесь все друг друга знали, и хозяева вели себя с прибывшими вполне по-дружески.
Как показало дальнейшее, Троцкий явно преувеличивал давательный статус подруг. Хихи-хаха, анекдоты на грани фола. Желающие могли танцевать.
Я был скромен, как положено новичку. Но меня быстро «окучили»: Одна из подруг пригласила «на белый», попутно возвестив во всеуслышанье, что ей надоела пьянь с плесенью, потянуло на свеженькое.
