– А чего-нибудь более существенного у вас нет? Скажем, так пистолета или хотя бы ружья? Всё-таки на охоту идем.
– Не на охоту, а на битву, – поправила меня старуха. – А битва должна быть честной. Жертва, убитая в бою, должна быть заслужена кровью и потом. Ты должен страдать вместе с жертвой. Чувствовать, как прекращается ее дыхание, как ее сердце замирает. И видеть, как потухают ее глаза. Только тогда победа будет считаться заслуженной, честной и святой.
Её слова всколыхнули что-то в моей душе. И это что-то, отчасти навеянное романтизированными героическими фильмами, заставило меня согласиться. Мы не стали надолго оставаться у ворожеи. Надо было собираться в путь.
– А ведь вы не просто знахарка, так? – заметил я, когда мы выходили из домика.
Домик был окружен высоким деревянным забором, отгораживающим его от леса. Забор был построен из собранных в лесу веток. На концах кольев тут и там покачивались иссохшие черепа животных. Небо затянули темные тяжелые тучи, сквозь тонкие просветы между которыми пробивались одинокие лучики ласкового солнышка.
– Да. Ты прав. В народе меня называют совсем иначе, – с таинственной улыбкой, достойной Джоконды, согласилась старушка.
Неожиданно для себя я услышал детский смех. Сначала мне пришло в голову, что это просто игра воображения. Но смех повторился. Не понимаю, почему меня так испугал это смех. Я пошел по направлению звука. Он шел из-за дома. Старушка и Стефания, молча, следовали за мной. За домом мне открылось удивительное зрелище. Примерно двадцать детей разного возраста резвились на свежем лесном воздухе. Я оцепенел.
– Откуда здесь дети?
– Я их собирала, – старушка пожала плечами.
– Вы живете в лесу и собираете детей? Зачем?
– А ты как думаешь? – Старушка озорно подмигнула мне. – Недаром, наверное, меня зовут Бабой Йогой.
Большой тошнотворный комок подступил к моему горлу. Неужели вчерашняя вкуснейшая похлебка была на нежном мясе детей!
– Отпустите немедленно детей или … Или я отказываюсь участвовать в ваших путешествиях!
Баба Йога удовлетворенно кивнула. Она с уважением посмотрела на меня, но сказала совершенно не то, что я хотел услышать.
– Твое рвение похвально, но детей я всё же не отпущу. Да не кипиши ты! – отмахнулась она от моих уже нахлынувших возражений. – Не ем я их. Сироты это. Не кому о них позаботиться, вот и собираю я их по всему миру. Чтоб росли у меня. Не хочу я, чтоб потомки Рода Великого просто так умирали, не пожив ни капли. Многих я так вырастила, вот и Стефанию тоже.
