Надежда Габриэля Ролена - Юлиана Чернышева

Вообще-то, ни один из моих запретов самой себе не звучал как «нельзя спать с начальством». И нет, самой большой проблемой было не то, что это самое начальство имело женский пол и совершенно меня, по этой причине, не привлекало.

Проблема крылась совершенно в иной плоскости — я очень не любила, а если точнее, на дух не переносила, шантаж. Поэтому, как только многозначительные взгляды и попытки водрузить тонкую ручку на колено перешли в словесную стадию, а именно высказанную в ультимативной форме фразу «или ты едешь ко мне, или больше здесь не работаешь», высказала ответное предложение пойти на тот самый орган, который малоуважаемую Инну Аркадьевну, похоже, совсем не интересовал. Высказала достаточно чётко, и не задумываясь о последствиях, а точнее, заранее готовая к ним.

Спустя день я имела на руках трудовую книжку со стажем работы секретарём пять лет и деликатной отметкой о расторжении трудового договора по соглашению сторон. Впрочем, стороны и вправду были согласны в одном — продолжать трудиться вместе они не испытывают никакого желания. Нетрадиционно ориентированная Инночка явно жаждала заполучить себе кого-то более покладистого, а я предпочла рассматривать это как знак свыше (хотя ни на секунду не верила, что там, наверху, вообще кто-то есть) к смене опостылевшей должности на что-то поинтереснее. Знать бы только, кому нужен сотрудник со средне-специальным образованием и отнюдь не модельной наружностью.

Нет, я не была склонна к уничижению или самокритике, и небезосновательно находила свою внешность по меньшей мере интересной. Только потенциальные работодатели считали иначе, и к симпатичной мордашке предпочитали иметь вдобавок фигуристые изгибы, вместо набора костей. Но больше всего, наверное, их смущала короткая стрижка выкрашенных в синий цвет волос, а вот с этим я расстаться была вовсе не готова.

Я никогда особо не тяготилась отсутствием друзей среди коллег, а сейчас так и вовсе порадовалась этому факту, забросив в сумку скудный скарб и отчалив с бывшего уже места работы, вместо того, чтобы выслушивать сопливые заверения о том, как несправедливо со мной поступили. Правда одно выступление выслушать всё же пришлось, но оно было высказано на загляденье желчным тоном и из цензурных слов содержало в себе только «бесчувственная стерва». С чем я, разумеется, была абсолютно согласна. Особенно с первой частью.