Кто сможет сегодня быть в Италии и общаться с ее любезными, одаренными жителями и не ощущать с болью, что здесь погибла нация, безнадежно погибла, потому что ей недостает внутренней движущей силы, величия души, соответствующих ее таланту? Эту силу дает только раса. У Италии она была, пока в ней были германцы. И сегодня ее население в тех областях, которые раньше особенно плотно населяли кельты, немцы и норманны, отличается истинно германским трудолюбием и рождает мужей, которые с отчаянной энергией стремятся удерживать землю и направлять ее на славный путь: Савояр (Cavour), основатель новой империи, происходит с крайнего севера, Криспи (Crispi), который мог провести через все подводные камни, родился на крайнем юге.
Как можно поднять народ, если источник его силы иссяк? И что значит, если Джакомо Леопарди (Giacomo Leopardi) называет своих соотечественников «выродившейся расой» и приводит им «пример предков»?>240 Предки преобладающего большинства современных итальянцев не являются ни сильными римлянами Древнего Рима, образцом скромной мужественности, неукротимой независимости и строгого правового смысла, ни полубогами по силе, красоте и гениальности, которые утром нашего нового дня подобно единственной стае, как жаворонки, приветствующие солнце, от ласкаемой светом земли Италии взлетели в небо бессмертия. Их родословная ведет к бессчетному количеству отпущенных на свободу рабов из Африки и Азии, к мешанине различных италийских народов, к расселившимся повсюду среди них солдатским колониям из Бог знает каких стран, короче говоря, к искусственно созданному империей хаосу народов. И современное положение страны означает просто победу этого хаоса народов над пришедшим и долго сохранявшим чистоту германским элементом. Отсюда следует опыт, что Италия — два столетия назад светоч цивилизации и культуры — относится отныне к тем, кто плетется в хвосте, кто потерял равновесие и не может его найти. Потому что две культуры не могут существовать рядом друг с другом наравне, это невозможно: эллинская культура не смогла жить под римским влиянием, римская культура исчезла, когда в нее проникла египетско-сирийская.
Только там, где контакт был чисто внешним, как между Европой и Турцией, или а fortiori между Европой и Китаем, соприкосновение может происходить без заметного влияния, и здесь также со временем одно должно уничтожить другое. Но такие страны, как Италия, — я мог бы сразу добавить Испанию, — относятся к нам, северным странам: в великих делах их прошлого проявляется бывшее кровное родство, они не могут избежать нашего влияния, нашей неизмеримо большей силы. То, в чем они сегодня нам подражают, идет не от их собственной потребности, произрастает не от внутренней, но из внешней нужды. Их история, показывающая им пример предков, от которых они не происходят, а также наш пример ведет их на ложный путь, и в конце концов они не могут сделать единственного, что им осталось — сохранить иную, может быть, в некотором отношении неполноценную, но по крайней мере собственную оригинальность.
