Жорж решил, что в совпадении этих слов есть знак: лучезарная дружба ожидала его в Сен—Клоде, подобно этой Любви [Amour — любовь и одновременно амур, купидон, фр.], утверждающей языческую античность в залах самого Христова Наместника. Он решил сохранить картинку для себя, и спрятал её в свой бумажник. Она могла стать для него символом Нового года; он будет держать ангела–хранителя вместе с ней, как память.
Вторник, 3 января. Первый день нового семестра. Из–за снега было не слишком приятно возвращаться в колледж на машине, и Жорж поехал на поезде, так что на этот раз он оказался уезжающим, а его родители — провожающими.
Люсьен, как ехавший из более отдалённого пункта, придержал для него место. Его лицо сияло. Он был нетерпелив в желании вытянуть Жоржа в коридор, где и поведал ему новости: ему написал Андре; его письмо пришло вчера.
— Это поразительно, — заявил он. — В самый последний день! Для меня всё изменилось в тот же миг — я стал необращённым так же внезапно как обратился! Это было забавно. Когда я читал его письмо, то словно чувствовал, как медали и скапулярии падают и падают с моей одежды. Индульгенции, четки, ангелы–хранители, «Милый Иисус», всё это уничтожено! Ты и мой дядя были правы.
— Берегись! Теперь моя очередь обращать тебя!
— Не думаю, что от нас двоих исходит столько веры, чтобы беспокоится об обращении.
Люсьен не удержался от соблазна показать Жоржу то чудесное письмо, которое он вез с собой. Он сказал:
— Ты никогда не читал стихов Андре, а это образец его прозы.
Мой дорогой Люсьен,
Думаю, ты будешь рад наконец–таки получить от меня весточку, вместе с наилучшими пожеланиями на Новый Год. Ты услышал бы обо мне пораньше, но я приехал домой на каникулы с гриппом. Я не хотел писать тебе до тех пор, пока мне не станет лучше. Наша дружба не должна знать ничего, кроме красоты и удовольствий. Я говорю «наша дружба», потому что уверен, что из–за нашей абсурдной разлуки ничего не изменилось. Кроме того, как мы сможем изменить наши Звёзды? Согласно им, мы всегда будем вместе. Для начала, ты должен позволить мне отругать тебя за то, что после моего исключения не писал мне. Я гораздо больше был озабочен из–за твоего молчания, чем из–за твоей неосторожности, поскольку, конечно же, ты не намеренно потерял стихотворение, вызвавшее все эти волнения.
Помнишь ли ты те вирши, которые я скопировал для тебя (и сколько внёс изменений в процессе) из книги Ферзена, оставившего о себе плохую память в начале века [Жак д’Адельсверд—Ферзен, 1880–1923, французский аристократ шведского происхождения, денди, писатель–символист прекрасной эпохи. Педофил–гомосексуалист, замешанный в начале XX века в сексуальный скандал со школьниками]? Вероятно, ты даже не знаешь, сколько эти стихи значат для меня. Я был достаточно глуп, чтобы подписаться под стихотворением, но к счастью, я не поставил твоё имя в посвящении — что тебя и спасло.
