— Вот, — сказал Рамминз, протягивая его Баджизу, — и провались я на месте, если эта бумага не стара, как тысяча чертей.
На листке было написано крупными буквами в завитушках:
«Эдварду Монтегю, эсквайру.
Чиппендейл,
Большой стол-комод лучшего красного дерева на четырёх ножках с каннелюрами, ручки чеканены по заказу. Всего: восемьдесят ливров».
Баджиза качнуло. Эта накладная намного поднимала ценность вещи. Сколько же он стоил сейчас? Двенадцать тысяч? Четырнадцать? А может, все двадцать?
— Н-да!
Он бросил на стол бумажку.
— Я так и думал. Викторианская копия. А накладную продавец присовокупил, чтобы набить цену. У меня в руках перебывала сотня таких бумажек. Кстати, друг мой, вы обратили внимание, там не сказано, что мастер сам изготовил комод?
— Не знаю, но эта бумага старинная, — упорствовал Рамминз.
— Никто не спорит, друг мой. Просто это викторианская подделка что-нибудь тысяча восемьсот девяностый год. Таких существует сотни. В эти годы целые мастерские только и занимались тем, что подделывали прекрасные образцы минувшего века… Какой обман! Я вам расскажу, как это делается: вначале втирают в дерево олифу, затем обрабатывают подкрашенной политурой, как правило, французской, потом натирают смешанным с пылью воском и, наконец, обдают паром, чтобы лак выглядел старым… Господь да простит этих мошенников!
Баджиз повернулся и сделал шаг к двери.
— Друзья мои, — сказал он, останавливаясь у входа в кухню, — вы очень любезно приняли меня, и мне, право, было неловко беспокоить вас в воскресный день.
Рамминз, который стоял, тупо вперясь в бумажку, поднял голову:
— Вы так и не сказали, что бы вы дали за него?
— Ах да, я действительно не назвал цену… Хотя, не думаю…
— Сколько?
— Э-э… десять фунтов.
— Десять фунтов! — взревел Рамминз. — Это не по-божески.
— Лучше уж на дрова пустить, — зло заметил Клод и дёрнул поводок.
— Я подниму до пятнадцати.
— Дайте уж пятьдесят.
Мурашки забегали по спине Баджиза. Всё. Комод был его. Никаких сомнений. Но привычка выторговывать самую низкую цену пересилила.
— Друг мой, — нежно пропел он, — мне нужны от него ножки, только ножки. Возможно, когда-нибудь мне пригодятся и ящики, но всё остальное — это громоздкое чудовище, оно годится лишь на дрова, как совершенно верно выразился мистер… простите…
— Ну, тридцать пять, — сказал Рамминз.
— Не могу, друг мой, не могу. Вещь не стоит таких денег. Но я всё же прибавлю немного. Последняя цена двадцать фунтов.
— Пусть будет двадцать, — вздохнул Рамминз.
