Ыст! | страница 4
— Дай мне его, дай дитё, — свекровь протягивает руки к мальчику. — Дай, дай мне его, дай, поцелую в аданай.
— Ага, щас, — бросает Маша. — Курицу свою поцелуй в это.
— Ну дай, дай! — свекровь падает на колени, молитвенно складывает руки. А курица обиженно клюёт Машу в темечко. Меркнет свет…
Когда она приходит в себя, свекровь сидит на диване и жадно смотрит на младенца в Машиных руках, а у дверей стоит Рома. Вид у него усталый и, кажется, расстроенный. Долго, слишком долго он стягивает с себя куртку, расшнуровывает ботинки.
Что–то рано он сегодня. Только бы не уволили с работы–то.
«Только не говори, что уволили, — мысленно молит Маша. — Только не говори мне… Пропадём.»
В кармане его она замечает торчащий веник. Обычный веник, ничего особенного, но он весь пыльный и в паутине, поэтому ей становится страшно.
— Ну, что? — спрашивает Рома от двери.
— Ни в какую, — сердито шипит свекровь.
— Зачем тебе веник? — спрашивает Маша. — Беду выметать? Вон, с курицы начни — она наша беда.
— Маша, дайте мне, пожалуйста, вашу подушку, — с неуместной официальностью вдруг просит Рома.
— Подушку? — удивляется Маша. И тут же приходит в негодование. — Ром, ты это… ты того, да? Ты не видишь, я Даню кормлю? Сам не можешь взять?
— Я хочу, чтобы вы мне подали, Мария Львовна, — официально настаивает муж.
— Далась она тебе… — сердито произносит Маша.
— И всё же, — жёстко говорит Рома. Последнее время она всё чаще слышит в его голосе вот такие — холодные, металлические, напористые — нотки. Разлюбил он её. Совсем разлюбил. Или… завёл кого… Эх, любовь, любовь… сука ты лживая, змеюка подколодная.
— Сейчас, Ромаш, — она послушно идёт к дивану, за подушкой.
А подушки — нет.
— Ну? — торопит муж. — Что вы там встали, Мария Львовна? Дайте же мне подушку, скорей!
— Сейчас, — теряется она, — сейчас… Ну не горит же… Да где же она запропастилась–то?!
— Быстрей, Мария Львовна! Подушку! Ну! Быстро!!! — во весь голос.
Она в панике подбегает к Роме, суёт ему ребёнка.
— Я требовал подушку, — говорит Рома, — а вы мне что даёте? Что вы мне даёте, Мария Львовна?
— Так — по… подушку.
— Так это — подушка?
— Да… похоже… Да! Да, да, да!!! — визжит Маша.
— Хорошо, хорошо, — Рома гладит её по голове. — Успокойтесь, Машенька, тише, тише милая, всё хорошо. Таисия Петровна, сделайте нам с Машенькой ытх.
— Ытх? — переспрашивает свекровь. — Ты уверен, сынок?
— Сделайте, сделайте, — кивает Рома.
Младенца он держит в одной руке. За ноги. Болтающаяся внизу лысая голова Данечки стремительно пунцовится, багрянится, синеет. Младенец безостановочно икает. С губ его нитками тянется выпитая из матери и срыгнутая теперь кровь.