Джереми понимал, что несет чушь, но воображение само подсовывало ему картины. Странное ощущение — он будто по книжке читал.
Профессор Верхаен слушал, сцепив пальцы в замок и полузакрыв глаза. Хорёк поглаживал галстук.
— Ну, ещё с ребятами в мяч играли, помню, — сказал Джереми, слегка обескураженный, — в волейбол, что ли… Мне ещё левый кроссовок жал…
Упругий газон под ногами. Сетка, натянутая от края до края поля, делит площадку пополам. Длинная царапина на коленке, саднит. Мяч, летящий прямо в небо… Так ярко все, так живо, как будто вчера произошло.
— Вы любите играть в волейбол? — спросил Верхаен.
— Не так, чтобы очень. Я океан люблю. Я как–то раз на «рыбацком» пляже камешек нашёл, красный, прозрачный. Формой как маленькое сердце, и тёплый на ощупь. Не как обыкновенно камни бывают. Необычный очень. Если прищуриться и сквозь него посмотреть, весь мир багровым делается. И песок, и горы, и вода… Как будто я на Марсе.
— Замечательно, — оживился Хорёк. — Очень интересно.
— Ещё я помню, как спал в коробке.
— Что? В коробке? — Фреттхен с профессором переглянулись. — В какой коробке?
Джереми почувствовал себя так, будто сказал что–то неприличное.
— Ну, просто коробка. Картонная, большая… в таких продукты со склада привозят, ну, или книги. Высокие стенки. Прямоугольная.
Он не знал, как ещё описать, и никак не мог взять в толк, чего от него ждут.
— А, это, наверное, не так давно было? — предположил Фреттхен. — Год или два назад?
— Нет. Точно нет.
И что они так на него уставились?
— Пожалуй, ещё до камешка, — Джереми честно попытался вспомнить, но картинка туманилась. По сравнению с другими она казалась очень давней и словно выцветшей, точно старая фотография в альбоме. — Сейчас, — он усмехнулся смущённо, — я бы не поместился ни в какую коробку.
— Ладно, пусть так, — кивнул Верхаен. — Коробка — дальше?
Джереми уткнулся взглядом в пол.
— Не помню. Забыл.
О седых и черных волосах он решил промолчать, и так, похоже, наговорил ерунды.
— Что–то не так, Джереми? — мягко спросил Хорёк. — Ты сегодня как будто не в форме.
— Всё нормально, — буркнул тот, краснея до корней волос.
Лгать психологу считалось проступком. Ведь Фреттхен искренне желал помочь всем и каждому.
— Ты уверен?
Не будь здесь профессора с его таблицами, Джереми, может быть, и рассказал бы Хорьку о Вилине. Но не при Верхаене — нет, лучше он отгрызет себе язык, чем станет откровенничать с этим типом.
— Абсолютно уверен, — кивнул Джереми и вежливо улыбнулся.
