— Эй! — на всякий случай окликаю я.
За моей спиной Белли охает и приседает от неожиданности. Голос мой почему–то не отражается от каменных стен, а падает в тишину как в бочку с водой — утопает в ней глухим, мёртвым и совершенно лишним здесь звуком.
— Не будили бы вы лихо, — слышу я шёпот Понча.
Я с ним совершенно согласен. Шуметь больше не хочется. Устоявшаяся здесь за десятки, а может быть и сотни, лет тишина давит на плечи как густая жижа трясины, в которую мы канули…
Скрип раздаётся внезапно и совершенно отчётливо. Я вздрагиваю и слышу, как крестится и шепчет сзади Белли. А справа, в деревянном загоне вдруг трогается огромная деревянная шестерня. С треском, стуком и предсмертным стоном она медленно раскручивается, приводя в движение несколько других, поменьше.
— Что это?! — почти кричит Понч.
Теперь моя очередь зашикать на него.
А шестерня, сделав пару оборотов, останавливается также внезапно, как и двинулась. Слышно, как громко лязгает и умолкает наверху, под крышей, какой–то механизм, приводящий в движение крылья.
Снова наступает тишина. Топкая, глухая и безжизненная. И в этой замершей тишине Понч говорит:
— Всё нормально, хозяин. Мы только пересидим снегопад и уйдём.
Я невольно оборачиваюсь, чтобы посмотреть не спятил ли вдруг этот олух, принявшийся называть меня хозяином. Но Белли смотрит не на меня. Он уставился куда–то вверх, на лестницу. Я прослеживаю направление его взгляда и вижу стоящего на самом верхнем витке… Да нет, если присмотреться, то ясно, что никого там нет. Чахлый свет от оконца и рубленые тени лестницы перемешиваются, рисуя смутный силуэт то ли ребёнка, то ли скрюченного временем старика.
— Там никого нет, Понч, — улыбаюсь я. — Не думал, что ты так пуглив.
Думал, думал. Всегда знал, что ты труслив, как заяц, пузан.
Демонстративно громко топая и стараясь всё же топать потише, поднимая вековую, кажется, пыль, я прохожу в центр помещения и озираюсь.
Внутри ни черта не теплей, чем на улице. Меня продолжает потряхивать, зуб на зуб не попадает. Понч, застывший у двери, тоже подёргивает плечами и выглядит испуганным мальчишкой, забравшимся в чужой огород.
Печь накаляется быстро, но толку от этого чуть. Пока сидишь рядом, тебе тепло, но стоит отойти на пару шагов — и ты будто оказываешься на улице. Ну ладно хоть снега здесь нет.
Мы перенесли скамью поближе к печурке и сидим, едва не обнимая пышущие жаром чугунные бока.
— Как думаете, нас уже ищут? — спрашивает Понч, приоткрывая металлическую дверцу топки и подбрасывая в огонь пару хворостин. Он говорит почти шёпотом и всё время оглядывается на лестницу.
