— Как всегда.
— Сколько же лет прошло?.. Три?.. Четыре года?..
— Три года, мама. Я пригласила его к нам поужинать.
Эмильенна с любопытством устремила взгляд на Анну, точно внезапно обрела интерес к жизни своих близких.
— Ты правильно поступила, — сказала она. — встану, когда он придет...
И тут же взгляд ее угас. Она снова думала только о себе. Болезнь заменила ей семью. Она оттолкнула тарелку, на которой лежал еще один сандвич. Ее не соблазняло даже печеное яблоко.
— Вам надо поскорее поесть, — сказала она, — а то пропустите начало пьесы.
— Какой пьесы? — спросила Анна.
— Как какой? Я же тебе говорила сегодня утром, что по телевизору будут «Виндзорские проказницы» ... Кажется, это великолепный спектакль...
Телевизор стоял на передвижном столике в углу. Его экран, похожий на огромный, матовый глаз циклопа, отражал свет ночника у постели.
— Не хочешь ли пока посмотреть последние известия? — спросил Пьер.
— Нет, не надо... Анна, милая, дай мне судно...
Пьер вышел из спальни. Через некоторое время Анна пришла к нему на кухню. Они ужинали там за столом, крытым пластмассой, — так было проще. Ветчина и салат. Пьер ел с большим аппетитом. Анна подумала, что корми его одним и тем же триста шестьдесят пять дней в году, он возражать не станет. Сидя перед ней между холодильником и мойкой, он наслаждался этой незамысловатой едой, как изысканнейшим паштетом из гусиной печенки. Да существует ли у него вообще вкус к еде, вкус к жизни? Не слишком ли он следует привычке? Он выпил большой стакан вина и спросил:
— Ты слышала, что сказала Мили? Она собирается встать, когда приедет Марк. У нее такая воля! Вот увидишь — она встанет!
— Нет, папа.
— Но ведь она чувствует себя лучше...
— Это оттого, что с позавчерашнего дня я делаю ей на один укол больше.
Он опустил голову. Прямота дочери была ему явно ни к чему, разрушала его иллюзии. Он мирился с мыслью о болезни Эмильенны, считая, что она поправится. Анна собрала тарелки и сложила их в раковину. Пьер о чем-то думал, прислонившись спиной к холодильнику. Напротив него нараспашку стоял большой белый шкаф. Внутри строго по ранжиру висели кастрюли. Рядом — чайник со вмятиной на крышке. На рычаге батареи болтался забытый Луизой зонт. В квартире было тихо. Анна продолжала убирать со стола, когда из спальни донесся раздраженный голос матери:
— Идите же! Пора...
Отец и дочь тотчас поспешили на ее зов. По пути Анна прихватила в гостиной разноцветную шерсть и канву. Вот уже полгода она занималась ковровой вышивкой — сама придумала узор и выбрала тона. Ничто не успокаивало ее так, как эта работа, требующая большого внимания и точности. Она придвинула к постели матери стул. Пьер включил телевизор и устроился поудобнее в кресле подле жены. На осветившемся экране появились актеры в вычурных костюмах. Их лица были слишком вытянуты.
