— А как же твоя работа? — робко вмешался Пьер. — Может быть, мне позвонить и предупредить, что ты задержишься?
— Не нужно, — сказала она лаконично. — У меня на утро ничего не назначено.
— Но ты вернешься к обеду?
— Конечно!
«Скорая помощь» уже подъехала. Два санитара спустили Ингрид на носилках с седьмого этажа. Анна села с ней в машину. Улица оказалась забитой. Машина с трудом продвигалась вперед. Шофер без конца сигналил. Сидя возле шведки, Анна время от времени улыбалась, чтобы подбодрить молодую женщину. У нее было такое ощущение, что ее жизнь покинула привычное русло и теперь течет где-то параллельным курсом по незнакомой местности. Какая игра случая заставила ее покинуть изголовье матери и очутиться у изголовья этой незнакомки? Или ее удел — вечно ухаживать за больными? За матовыми стеклами машины гудел город. Ингрид пошевелила ногами под шерстяным коричневым одеялом. Лицо ее исказилось от боли. Зубы стучали. Анна взяла ее за руку. Она видела, как страдает эта крупная белокурая женщина, но жалости к ней не испытывала. Машина переехала через канал, замедлила ход, остановилась; дверцы отворились, и волна холодного воздуха обдала Анну.
Люди в белых халатах унесли шведку. Анна внезапно осталась одна. Направляясь к воротам, она увидела Лорана и Гуннара, спешивших к ней навстречу. Как быстро они добрались! Она, правда, потратила некоторое время на выполнение формальностей.
— Ну, как дела? — спросил Лоран.
— Ею уже занялись, — ответила Анна.
— А, ну хорошо. Не знаю, что бы мы без вас делали. Мы с ним останемся здесь, чтобы быть в курсе.
Гуннар в знак подтверждения мотнул бородой. Анна оставила их посреди двора, жалких и растерянных.
Как только она появилась на работе, к ней кинулись оба художника Брюно и Каролюс. Господин Куртуа пожелал взглянуть на макеты обложек для Гойи. Они ему не понравились, и он потребовал срочно представить новые варианты. Брюно и Каролюс набросали кое-что и ждали прихода Анны. Она посмотрела и нашла новые макеты безобразными. Придется «переосмыслить задачу», следуя любимому выражению господина Куртуа. Она оставила художников работать и закрылась в своем застекленном кабинетике, чтобы, в свою очередь, поискать решение. Ее карандаш летал по бумаге. Она пробовала вариант за вариантом — по-разному располагала буквы, меняла их величину, передвигала портрет Гойи. За это время раз двадцать звонил телефон, прерывая ее работу. Наступил полдень, а она так и не нашла ничего оригинального.
