Чтобы в юрте горел огонь | страница 17
Девочка всё больше замыкалась в себе, чувствуя себя одинокой, остро ощущая малейшую несправедливость старших. Особенно она страдала от переменчивого материнского характера.
…Мать пришла с работы позже обычного, с двумя туго набитыми хозяйственными сумками. Она устало сняла тяжёлую зимнюю одежду, надела ситцевый халат и тапочки на босу ногу.
— Наконец-то отдышусь, набегалась по магазинам, настоялась в очередях, — говорит она.
Присаживается на минутку и тут же вскакивает:
— Отец скоро придёт, а у меня ничего не готово!
Нож мелькает в её руках, она быстро чистит и режет картошку, капусту, свёклу, морковь. Уже закипает мясо в кастрюле, вдруг раздаётся громкий голос:
— Куда пропала сковородка? Дарима, Нилка, найдите её!
— Я ещё не решила задачу, — отвечает старшая дочь.
— Хорошо, занимайся, доченька… Нилка, где ты? — зовёт она. — Помоги мне!
Девочка осматривает кухню, но нигде не видит пропавшей сковородки.
— Пошевеливайся побыстрей. Ну что ты так медленно? Какая неловкая, — мать смотрит с укоризной на дочь. — У нас в родове все быстрые. И в кого ты такая?
От её обидных слов девочка застывает на месте.
Неожиданно мать восклицает:
— И как я не увидела! Забегалась совсем. Сковородка перед глазами, на плите стоит!
И вскоре она как ни в чём не бывало зовёт к столу:
— Давайте есть, всё готово.
Но Нилке уже не хочется есть. Сейчас она не сможет проглотить ни кусочка.
— Ну что ты опять копаешься? Суп на столе остывает, — повторяет мать.
Нилка уткнулась в книжку и не двигается с места.
— Опять свой характер показываешь? Если так пойдёт дальше, трудно тебе будет жить, — строго предупреждает мать.
Ложась спать, старшая сестра учит Нилку:
— Ну что ты сегодня добилась своим упрямством? Мать горячая, но отходчивая. Ты ей не перечь под горячую руку. Она перекипит, потом остынет и всё сделает, что попросишь.
Дарима быстро засыпает. Нилка слышит её сонное дыхание, но сама никак не может уснуть, не может успокоиться. Её сердце острым кулачком тукает в грудь. Сердце тоже упрашивает: «Ну покорись, Нилка, покорись, и мать станет другой, легче жить будет…»
* * *
Вечером, глухо и тяжело кашляя, пришёл с работы отец. Пришёл, как всегда, усталый, с бледным, посеревшим лицом. От тёплого домашнего воздуха кашель постепенно ослабел и затих.
Без аппетита отец поужинал, прилёг на диван, попробовал читать газету, но внезапно заснул.
Потом, вялый от короткого позднего сна, не принёсшего отдыха, он умылся ледяной водой и сел за стол, на котором лежали ватман, калька и толстые тетради с расчётами.
