Александр наклонился – что-то скрипнуло у него под сапогом. Из перемешанных с мукой опилок достал поблекший серебряный перстень с треснувшим коричневым сердоликом в нем. На камне запеклась капля крови. Князь узнал перстень сразу, только поверить не посмел. Перевернул, чтобы удостовериться: так и есть. Вполне различимы инициалы А.Б. Александр Бестужев.
– Здесь они держали его, – проговорил Саша мрачно, обращаясь к Одоевскому и подошедшим сзади офицерам, – здесь и изрубили шашками. Да, непростой князек попался нам. Жаль, ноги унес покуда. Но ничего. – Потемневшие глаза полковника недобро блеснули. – Все равно достану, живым не уйдет. Что за время, господа, – вздохнул он, убирая перстень за лацкан мундира. – Бестужева лишились. Опять же Пушкин… Ушел от нас этой зимой.
Вот уж верно говорил Давыдов, не к добру женился он на Гончаровой, ведь все против выходило. А не послушался ни судьбы, ни друзей…
В сад возвратились в полном молчании. Вскоре послышались команды – отряд двинулся дальше, но медленно, так как задерживали поломанные телеги в обозе да и саперам приходилось разрабатывать дорогу. У самого ущелья нарвались на перестрелку. Первая мушкетерская рота князя Долгорукого выбила противника, не понеся особых потерь, только под самим Николя убило лошадь.
– Не ввязывайтесь, не ввязывайтесь, – прокричал Долгорукому Потемкин, наблюдая за баталией. – Нам надо пройти хребет. Там встанем на ночлег и будем дожидаться генерала Вельяминова с главными силами.
Пуля свистнула совсем рядом, но князь словно и не заметил этого.
Бросившись в штыковую, солдаты с криками «ура» потеснили черкесов. Атаку сопровождал неистовый бой барабанов, в которые приказал бить полковник. На «ура» пробились на две версты. Черкесы, пешие и конные, подскакивали к цепям на пол ружейного выстрела, и при русских выпадах, не конфузясь, удалялись шагом или мелкой рысью. Приостанавливая лошадь в удобных местах, снова стреляли. Из русских цепей их засыпали пулями, но ранить было трудно:
– Верно, панцирники, ваша светлость, – заметил Потемкину Одоевский. – И одеты как, со щегольством: все на серых лошадях, черкески серебром обшиты, опушки шапок белые. Может, гвардия того князя, что мы из аула выбили.
– Если и гвардия, то не та, – с сомнением покачал головой Потемкин, – не из здешних они, не шапсуги. Сразу видно. В лучшем платье выехали. А шапсуги в бои никогда лучшее не надевают. Может статься, самого муллы Казилбека всадники. Только пусть пеняют на себя.
