Со всех двенадцати застав разом въезжает так граф в Москву, и треуголка уже обернулась в черные тройки и все тридцать шесть коней вороных. Как на похоронных катафалках несется на тройках от всех двенадцати застав граф Брюс. С гиком, визгом кувыркаются во вьюге его черные тройки, покуда не сгинут.
Черный ворон вьется над Москвой, граф Брюс. Рано поутру, еще до первого звона, можно было заметить его, как жмется он высоко к заиневшему куполу. Будто сидит под самыми крестами обмерзшая большеглазая кикиморка в черном плащишке, и старческий подбородок повязан примерзшим мертвецким платком.
А на заре ночной московский Ванька видел графа Брюса на Кремле, как сидит он, подкорчившись, на острие башни, у медного орла, синий, сквозящий, и по-кошачьи умывается лапкой.
Черный шотландец, граф Брюс, кружит и вьется над помертвевшей Москвой и теперь.
Вот уже два века, как черный шотландец, граф Брюс, стал мертвой тенью Петра, московским привидением.
Вот два века, как стал Брюс зловещим знаком всех русских вымыслов и кровавых видений, изнурительных мечтаний, манящих обманов, буйств, страшилищ и сумасшествий, всего, что не сбылось, не сбывается и чему не сбыться никогда.
