Еще до того как площадь осветили огни фейерверка, Себастьян принес Леонору в спальню. Она была бледна и казалась совершенно безжизненной. Слуги помогли звездочету уложить девушку на кровать. Бургомистр побежал вниз за врачом, благо на балу в числе приглашенных был лучший врач Нустерна господин Целиус. Он деловито вошел в спальню, бегло осмотрел больную, приоткрыл ей веки, наклонившись, послушал дыхание.
– Ну что с ней? Что с ней, доктор? – в нетерпении спрашивал Себастьян.
– Похоже на обычный обморок, – спокойно произнес врач. – Хотя… все возможно.
Он присел на край кровати, снял с руки Леоноры перчатку и стал прощупывать пульс. Себастьян взглянул на руку девушки и остолбенел: на безымянном пальце правой руки сверкал перстень. Звездочет едва верил своим глазам. Перстень был золотой, с камнем глубокого синего цвета, ограненным таблицей с золотыми, похожими на тростниковые, листьями. На поверхности камня была выгравирована восьмиконечная звезда, через которую проходила ломаная трещина. «Откуда у нее мой перстень?» – изумился Себастьян. Он сунул руку в карман… Перстень, найденный им у забора, был на месте.
Господин Целиус встал и, помяв свои длинные пальцы, промолвил:
– Полный покой. Холодные примочки на лоб. Если к утру не встанет, будем пускать кровь.
Волнения влюбленного звездочета.– Поединок в архиве.– Тринадцатый том «Традосских хроник» и новые загадки.– Эмилия Инсекториус убита горем, а архивариус Букреус несет околесицу.
Звездочет Себастьян Нулиус вышел из дома бургомистра, когда паника в городе понемногу стала затихать. Еще слышались кое-где тревожные крики, еще изредка пробегали по улицам взволнованные горожане, но недоразумение уже было очевидным для всех.
Часто случается так, что последнее яркое впечатление совершенно оттесняет в далекие уголки памяти впечатления предшествующие. То же произошло и с Себастьяном. Когда господин Целиус высказался о возможном кровопускании, Себастьян враз забыл и о странностях, которыми закончился бал, и о перстне, который только что видел на пальце Леоноры. Он думал только о возлюбленной, и сердце его теснила скорбь. Звездочет даже не заметил, что давно говорит сам с собою вслух:
– Бедная Леонора! Она лежит сейчас у себя в спальне, с компрессами на голове, одинокая и беспомощная, а я вынужден слоняться по городу, не находя покоя. Как она вскрикнула, как побледнела! Но отчего, отчего? Я думал, она умирает. Клянусь, я бы этого не пережил! Я все готов отдать, лишь бы она поправилась. Леонора, Леонора…
