Звездочёт из Нустерна и таинственный перстень - Александр Гиренко

Город Нустерн.– Высокоученые беседы завсегдатаев трактира Локка Бочонка. – «Покровители насекомых» и ссора старых друзей.

Эта странная и ни на что не похожая история произошла в вольном городе Нустерне, расположенном, как известно, на реке Тихой у подножия Зеленой горы, на самом севере Традосского герцогства.

Всякий, кто хоть однажды побывал в Нустерне, наверняка полюбил этот тихий городок с опрятными узкими улочками, увешанными ремесленными знаками, с его степенными и добродушными обитателями, веселыми студентами, населяющими Нустернский университет с осени до весны. Именно университет да еще непревзойденное искусство нустернских гончаров, посуду которых охотно покупали знатнейшие дома всего Пятиречья, делали маленький городок известным всему Благословенному Краю.

Осень в Нустерн приходит раньше, чем в солнечную Валезию или далекий Норриндол, и уже в августе чувствуется, что лето не только созрело, но и начало уставать. Как раз в эту пору, когда от неоглядных топей Глухомани к Нустерну приближается осень, все и произошло.

Как-то раз под вечер в трактире толстяка Локка по прозвищу Бочонок за одним столом сошлись трое: профессор Нустернского университета Артур Бенедикт Теодор Инсекториус, чьи лекции по естественной истории приезжали послушать издалека, хранитель городского архива и смотритель университетской библиотеки Бальтазар Букреус, слывший за человека весьма сведущего, а потому немного странного и даже таинственного, и, наконец, молодой, весьма талантливый и, как многие в городе считали, не лишенный привлекательности человек по имени Себастьян Нулиус, звездочет, без пяти минут магистр, а там, глядишь, и профессор.

Вечер клонился к ночи, приближалось время тушения огня. Слепой Гаст уже отыграл на своей виоле последнюю балладу. Его внучка Эльза сложила в кошелек медяки, отсчитанные ей трактирщиком Локком. Трактир пустел.

Сентиментальный от природы профессор Инсекториус, умильно вздохнув, сказал:

– Эти старинные баллады задевают самые глубокие струны моей души. Ах, как играет Гаст, как поет Эльза!..

– Да, – отозвался архивариус, – старина Гаст – настоящий мастер, да и Эльза поет, если уж не восхитительно, то, по крайней мере, вдохновенно.

– А мне, – промолвил звездочет, казалось, не выходя из задумчивости, в которую увлекла его последняя баллада, – мне порою приходит на ум странная мысль: запереть на большой замок свою астрономическую башню, взять лютню и отправиться с Гастом и Эльзой бродить по белу свету…