Обещал моряк вернуться... | страница 53
Узнав, что я — морской капитан, Пауль воскликнул: «Вот здорово, а я капитан авиалайнера, почти всю жизнь работал на бельгийских авиалиниях, последние шесть лет летал в Анголу на большом «MD», берущем 300 пассажиров». Мы разговорились о Луанде, в которой я бывал. «Может быть, я даже летал на твоем самолете в Киншасу и далее на Брюссель». — «Очень даже возможно, это был как раз мой маршрут. Из Анголы мы имели хороший привесок к заработку, — разоткровенничался Пауль. — Алмазы. Мы скупали их по-дешевке и привозили домой, благо, нас не проверяли».
Я вспомнил мой вылет из Луанды. У самого самолета повторно досматривали багаж. Белые охранники просили пассажиров открыть чемоданы и шарили по всем уголкам. Я вез с собой солидную сумму в долларах, полученную от нашего партнера для фирмы, и был страшно испуган — ведь не задекларированы, недайбог, конфискуют. Я стал что-то объяснять досмотрщику, но он улыбнулся и сказал: «Не беспокойтесь, мы ищем алмазы», и у меня тысячетонная нервная нагрузка свалилась с плеч на ангольский грунт, богатый алмазами.
Пауль рассмеялся после моего рассказа. «А что заставило тебя приехать в Венесуэлу?» — «Я вышел на пенсию — летчики рано становятся пенсионерами, — а один друг подсказал, что из Венесуэлы можно легко доставлять в США на маленьких самолетиках “экзотический груз”. (Я моментально догадался, что «экзотический груз» — это наркотики.) Для начала взял в аренду (он назвал марку легкого самолета) и полетел в пробный рейс в США. Когда пролетал над островом Кюрасао, случилась беда: разлетелось ветровое стекло, и осколки впились мне в лицо, правый глаз был поврежден. Я почти ничего не видел, но успел повернуть в сторону посадочной полосы местного аэродрома. Как я сел — не помню, помню только, что на большой еще скорости врезался в ангар и потерял сознание. Очнулся в больнице. Глаз мой спасли, но когда вернулся в Венесуэлу, у меня началась нервная депрессия, и я два года лечился у психиатров. Что-то изменилось в моем сознании. Когда я окончательно выздоровел, перестал думать об “экзотических грузах”, женился на венесуэлке, у нас родилась дочь, мы живем дружно и счастливо». «Как мы с Гиной», — сказал я, улыбаясь. Пауль познакомил нас со своей темнокожей женой и дочкой, и я думаю, если бы мы остались в Боливаре жить, то были бы хорошими друзьями. «Ты так откровенен со мной», — сказал я ему. «Не знаю, почему, но я чувствую необъяснимую симпатию к тебе, Петр». — «Спасибо».