Немножко испортил настроение, а сделал все, как надо. Дело-то старина знал. Треугольный парус взвился по штагу, рывком наполнился, расправив все залежалости. Судно прибавило ходу, стало устойчивей на курсе. «Ясень» лихо летел вперед, почти не раскачивая мачтами. Пенный шлейф шипел по бортам, крутым кипятком бурлил за кормой кильватер. Узлов по двенадцати шпарим. Теперь быстрее, чем за сутки, догребем, думал я, премного собою довольный.
Ни через сутки, ни через двое в назначенный квадрат «Ясень» не прибыл.
Ветерок крепчал да крепчал, волна исподволь нарастала. Еще какое-то время пребывал я в легких чувствах, опьяненный нашим бегом в пене и брызгах. Но радости хватило ненадолго, настала пора и трезвым оценкам. Крутая волна уже не только подгоняла судно. Она прокатывалась под килем к носу, а корма проваливалась, чтобы в следующие секунды вздыбиться над очередным валом. Нос упорно уводило в сторону от курса, стучал баллер руля. Штурвал рулевым еле удерживался, его било в руках. Шестерни привода в рулевой колонке подозрительно похрустывали. Парус на носу вздулся болезненно дрожащим пузырем, будто готовый улететь в небеса воздушный шар. Его, стаксель, теперь, не приведя к ветру, и не спустишь. Одно успокаивает: он нам неплохо помогает, действует, как стабилизатор.
За какой-то час перевалило за шесть, потом за семь баллов. И не похоже, чтобы на этом кончилось. Вот тебе и не бывает в Северном море штормов с юго-востока! Однако мы уже в Норвежское выходили, а здесь своя роза ветров, океаническая. Только волна по-прежнему североморская, короткая.
Обеспокоенный тычками в корму, поднялся капитан. Поглядел на кудрявые, по сторонам, гребни, уперся в трепетное полотнище паруса. Сейчас, думаю «выскажется». Нет, промолчал. Тревогу выражало его молчание.
Капитана Скворцова был я, его старпом, на три года моложе. В молодости такая разница, даже не подчеркиваемая, много значит. На берегу мы дружили. Время проводили в одной компании, и я чувствовал себя ровней. Полагал тогда, плавать вместе с другом-капитаном во всех отношениях здорово. Потому предложил Скворцову, при его назначении на «Ясень», свои услуги. Владимир Иванович охотно внес меня в судовую роль. Только одно дело — вместе бражничать, другое — делить ответственность по всем законам субординации. Пока работалось нам хорошо. Скворцов передо мною не чванился, мелкие мои ошибки будто не замечал, только проскальзывала на его лице снисходительная улыбка. Так как боцманской ехидной ухмылке была она не сродни, то и воспринималась как поощрение.
