Стремительным шагом в спальню вошел Маркус с черной шелковой повязкой на руке. Его лицо выражало удивление, словно он ожидал, что дверь будет заперта.
Женская фигура в розово-сером платье показалась в дверном проеме. Подозрительный взгляд суровых черных глаз остановился на паре, лежавшей на кровати.
— Прелестно, — медленно произнесла она. — Осмелюсь предположить, что мы квиты, моя дорогая дочь?
Слуга с посеревшим лицом протиснулся следом за Ивонной Мэйфилд.
— Простите меня, Maître, — сказал он, поднимая дрожащие руки. — Я пытался их задержать, но они меня не слушали.
Наварро жестом велел слуге уйти, после чего не спеша сел, давая Кэтрин время поправить лиф платья и опустить нижнюю юбку. Он заговорил только после того, как за слугой закрылась дверь.
— Чем обязан столь почетному визиту?
Маркус обвел взглядом комнату, где все указывало на интимность их отношений, и скривил губы в насмешливой улыбке.
— Конечно, все очевидно, особенно теперь.
— Это был вопрос? — со скучающим видом спросил Наварро. — Неужели ты сомневаешься? Полагаю, тебя интересует, намного ли ты опоздал? Отвечаю: да, намного.
Кулаки второго мужчины сжались, и он шагнул к кровати, но остановился, услышав низкий гортанный смех.
— Ты всегда был наглым дьяволом, Рафаэль. Но не нужно мучить беднягу Маркуса. Он прошел сквозь муки ада этой ночью, так же как и я. Его раскаяние безгранично — или бесконечно. Не так ли, Маркус?
При напоминании о случившемся он отвернулся от Наварро.
— Кэтрин, — твердо сказал он. — Не могу передать, насколько я огорчен и сколь сожалею, что из-за меня ты испытала такой стыд и позор. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе забыть весь этот кошмар. Я осознаю, что это моя вина, только моя, и я готов всю жизнь ее искупать, если ты согласишься выйти за меня замуж.
Кэтрин не знала, что ответить. Прямолинейность Наварро смутила ее и породила рой беспорядочных мыслей. Больше всего ей хотелось остаться одной, разобраться в своих чувствах, прийти в себя, подумать в тишине о том, что произошло и что ей со всем этим делать. Но мужчина на кровати рядом с ней не дал Кэтрин возможности даже выразить эти мысли словами.
— Очень благородно с твоей стороны, — раздраженно сказал он Маркусу. — А впрочем, ты уже привык забирать женщин, которых я оставляю.
Даже Ивонна Мэйфилд онемела от такой вульгарной жестокости и оскорбительного намека. Кэтрин вдруг почувствовала, как внутри нее все трясется мелкой дрожью. Ее отвращение было таким сильным, что она отодвинулась от Наварро, который, как ни в чем не бывало, непринужденно прислонился к спинке кровати.
