Жизнь вернулась в некоторое более нормальное русло, занятия в гимназии снова шли хорошо, и летом 1918 года я закончил гимназию, а в сентябре отправился продолжать учение в Киевский университет на физико-математический факультет».
А в Петрограде 1 сентября состоялись похороны Урицкого. На них выступил «красный Беранже» – Василий Князев. Он прочёл стихи «Око за око, кровь за кровь», опубликованные в тот же день в «Красной газете»:
«Мы залпами вызов их встретим —
К стене богатеев и бар! —
И градом свинцовым ответим
На каждый их подлый удар…
Клянёмся на трупе холодном
Свой грозный свершить приговор —
Отмщенье злодеям народным!
Да здравствует Красный террор!»
Там были ещё и такие выражения: «довольно миндальничать с ними, пора обескровить врага», «наступила беспощадных расстрелов пора», «друзья, не жалейте ударов, копите заложников рать!»
Леонид Каннегисер хорошо помнил строки поэта Князева, опубликованные десять лет назад в еженедельнике «Сатирикон»:
«Нейтрален политически,
На жизнь смотрю практически,
Умея артистически
Нос по ветру держать!»
И в камере петроградской ЧК их автору был дан такой ответ:
«Поупражняв в Сатириконе
Свой поэтический полёт,
Вы вдруг запели в новом тоне,
И этот тон вам не идёт.
Язык – как в схватке рукопашной:
И «трепещи» и «я отмщу».
А мне – ей богу – мне не страшно,
И я совсем не трепещу.
Я был один и шёл спокойно,
И в смерть без трепета смотрел.
Над тем, кто действовал достойно,
Бессилен немощный расстрел».
Леонида Каннегисера расстреляли где-то от 18 сентября до 1 октября 1918 года – точная дата осталась неизвестной. Через десять лет (27 марта 1928 года) в издававшейся во Франции белогвардейской газете «Единение» Константин Бальмонт опубликует стихотворение «Кремень», в котором будут строки:
«Люба́ мне буква "К",
вокруг неё сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венка
бойцам Каплан и Каннегисера.
Князь Меликов, в чью квартиру вбежал Леонид Каннегисер и, надев снятое с вешалки первое попавшееся пальто, помчался к выходу, тоже был расстрелян чекистами. Грозил арест и Сергею Есенину – ведь многие помнили стихи Каннегисера, в котором автор, обращаясь к «другу Серёже», собирался:
«С светлым другом, с милым братом
Волгу в лодке переплыть».
Помнили и ответ Есенина «другу Лёне»:
«У голубого водопоя
На шишковидной лебеде
Мы поклялись, что будем двое
И не расстанемся нигде».
Но Есенина в тот момент в Петрограде не было, и это его спасло.
Другой поэт, Нестор Махно, к тому времени уже возглавил повстанческое движение в Екатеринославской губернии. Его партизанский отряд совершал дерзкие налёты, затем мгновенно исчезал, чтобы неожиданно появиться совсем в другом месте.
