«… по моим деньгам лучше бы полкомнаты или койку. Цены на комнаты близ училища, в центре Москвы, были для меня недоступны, да и владельцы их, узнав, что я учусь пению, не хотели пускать на квартиру – будет-де беспокойно.
Усталый, расстроенный, иду я по Долгоруковской (ныне Каляевская). Вижу объявление: «В глубине двора сдаётся комната». Слово «глубина» меня обрадовало, наверное, думаю, будет подешевле. И в самом деле, в самом конце двора, в "глубине " его, я нашёл небольшой старый деревянный домик. Позвонил.
Дверь открыла пожилая женщина, которая с первого взгляда понравилась мне. У неё было спокойное, доброе лицо, умные карие глаза, тихий, ласковый голос. Одета скромно и опрятно.
Она показала мне небольшую комнату. Первое, что мне бросилось в глаза – книги. Книгами была набита полка над кроватью, стопками лежали они на столе, на подоконниках. В комнате – два окна с простенькими белыми занавесками. Между окон – стол с ящиками, несколько стульев. Ничего лишнего, но всё необходимое было. В комнате чисто, светло.
Я спросил:
– А почему здесь две койки?
Хозяйка, смутившись, ответила, что в этой комнате живёт её сын.
– Он не будет вам мешать, дома бывает мало и здесь будет только ночевать.
Видимо, она беспокоилась, что мне не понравится соседство её сына, а я, наоборот, обрадовался: наконец-то, я нашел то, что искал – полкомнаты.
Я счёл своим долгом предупредить, что учусь пению. Ожидал, что ей это может не понравиться, но она, внимательно посмотрев на меня, сказала:
– У нас в квартире живёт близкая подруга дочери, у неё есть пианино. Я попрошу её, и, думаю, она разрешит вам им пользоваться. Она студентка, уйдёт на лекции, а вы будете играть.
Эта добрая, сердечная женщина была Александра Алексеевна Маяковская».
Так Николай Хлёстов поселился в квартире дома № 47 по Долгоруковской улице, принадлежавшем Бутюгиной и находившемся «в глубине двора». Жить ему предстояло в той же самой комнате, где ещё совсем недавно проживал Исидор Морчадзе.
«Утром проснулся, чувствую, что на меня кто-то смотрит. Открыл глаза. Вижу, напротив лежит юноша и разглядывает меня. Он смотрит на меня, я – на него. Лежим, смотрим друг на друга и молчим. Потом он пробасил:
– Я слышал, что вы поёте.
– Да, я приехал в Москву учиться пению.
– Это очень хорошо. Ну-ка, спойте что-нибудь, – попросил юноша.
Лежа на койке я запел романс Гречанинова «Узник». Я пел и наблюдал, какое впечатление производит на него пение.
– Сижу за решёткой в темнице сырой,
