Почувствовав, что хватил лишку, замолчал, выжидательно посмотрел на присутствующих поверх очков. Молчали и студенты. Лишь Николай Иванович, казалось, не терял присутствия духа. На его круглом, чуточку скуластом лице блуждала добродушная улыбка. Возможно, доцент все еще находился под впечатлением прочитанной лекции.
Первым снова нарушил молчание профессор. Вежливо поклонившись Линчуку, совсем другим тоном посоветовал:
— Думаю, что после такой, как вы говорите, трудной для вас лекции следовало бы и отдохнуть, коллега.
— Не возражаю, Станислав Владимирович, — быстро согласился Линчук и в подтверждение кивнул своей широколобой головой. — Отдохнуть не грех!
— Ну, а если так, то не соблаговолите ли составить мне компанию? Тем более что нам с вами, Николай Иванович, надо кое-что согласовать к предстоящему заседанию кафедры.
Жупанский взял доцента под локоть; не успели они скрыться за дверью преподавательской комнаты, как в коридоре взорвался хохот. Не смеялся лишь Пилипчук. Может, потому, что смеялись именно над ним, а может, и потому, что для смеха, собственно, не было никаких причин. Но что поделаешь — чем больше людей, тем легче возникает смех.
Жупанская тоже не смеялась. Беседа отца с Линчуком, их старым знакомым и частым гостем, неприятно поразила девушку. Ей было стыдно за отца. «Эх, папа, папочка, — укоряла мысленно отца Галинка, — как ты не замечаешь, ты осмеиваешь чужие слабости, а над тобой самим смеются? Как ты можешь не понимать...»
Мысли путались. Галинке хотелось плакать. Боже, как она завидует тем девушкам, которые в минуты неприятностей могут выплакаться на материнской груди. А у нее только отец. Порой колючий, насмешливый...
«Нет, папочка, ты не такой. Да, да, не такой! Вот только...»
Через дорогу в сквере, напротив университетских окон, на качелях катались дети. Они весело взбирались на деревянных лошадок, ударяли ногами под бока и куда-то лихо скакали. Ах, как славно лететь вот так, забыв обо всем на свете!..
Вдруг Галя услышала, что ее окликнули. Чей же это голос? Быстро обернулась: перед ней стоял Пилипчук, которого она не сразу узнала по голосу. Немного побледневший, взволнованный, он показался ей сейчас особенно симпатичным.
— Галя, помнишь, ты обещала принести книгу?
Взгляд девушки невольно скользнул по лицу юноши, остановился на шраме возле правого уха.
«Он такой вежливый, сдержанный, старательно учится, а отец...»
Галинка снова покраснела, почувствовав, как ее охватывает стыд за отца, и, чтобы Пилипчук не заметил ее замешательства, торопливо заговорила о книге.
