Профессор Жупанский | страница 5



— Какую? Ах да, исторические предания о гуцульском крае... Завтра принесу. Обязательно, Володя! Вот даже узелок при тебе завяжу, — пыталась шутить Жупанская.

Сдержанная улыбка озарила лицо Пилипчука. Он поблагодарил девушку и отошел к товарищам.

Станислав Владимирович Жупанский встречал свою шестидесятую «золотую осень». Любил повторять это выражение, потому что родился в это прекрасное время года, когда природа наряжается в самые пестрые одеяния, входя в пору зрелости...

Профессор выглядел еще довольно-таки бодро. Правда, привычка сутулиться заметно старила его. Издали он мог показаться дряхлым стариком. Да и времечко выдалось неспокойное, переменчивое — куда вынесет?

Превыше всего дорожил он своей независимостью; ему претила нетерпимость всяческих группировок, кружков, течений, на которые он, слава богу, за свою жизнь насмотрелся... Зачем тратить силы на споры с профанами, портить нервы по пустякам? Человеческая зависть, жадность, некультурность неистребимы, несмотря ни на что. Ну а кому нравится так называемая классовая борьба, пускай борются!

Правда, было время, когда и он, Станислав Жупанский, рвался к политической карьере. Однако эта горячка, к счастью, быстро прошла. Он утихомирился, всецело отдался науке. К нему пришло то большое, всеобъемлющее спокойствие, то величие духа, с высоты которого всякие события кажутся малозаметными пустяками. Он безраздельно погрузился в историю. О, это были счастливые времена! Он жил историей Галиции и не отвлекался по пустякам. А теперь? Сможет ли он и дальше так же плодотворно и целеустремленно работать, если на кафедре все чаще и чаще возникают раздоры?

Станислав Владимирович искоса поглядывал на Линчука, шагавшего рядом. Разве не выступления этого мальчишки на ученом совете были для него самыми болезненными? И где гарантия, что подобный инцидент не повторится завтра или же через неделю?

Они шли и долгое время молчали. Наконец профессор нарушил молчание:

— Могу я попросить вас, коллега, пожаловать ко мне на несколько минут для приватного разговора?

Говорил тихо, без нажима, не хотелось, чтобы Линчук заметил его волнение.

— Всего на несколько минут, коллега.

На какое, собственно, чудо можно было надеяться, чтобы на кафедре, которую он возглавляет с весны сорокового года, воцарилось согласие? На порядочность Линчука или на согласие ради согласия? Может, прямо спросить, чего нужно этому мальчишке? В двадцать восемь занимать должность доцента... Не каждому так улыбается фортуна.