Следовательно, пока нам не раскрываются идея и факт веры в собственном и специальном апостольском изображении, раз у него отнимается вся индивидуальность. Все дальнейшее почти совсем не восполняет этих непоправимых недочетов. Здесь сначала приводятся замечания древних и новейших писателей о вере в применении к
_____________________
> 75) См., напр., Prof. Johannen Haussleiter, Was versteht Paulas unter christlichem Glauben в Greifswalder Studien: Theologische Abhandlungen Hermann Cremer dargebracht, Gütersloh 1895, S. 159—181.
> 76) Стр. 125—127.
697
знакомым рубрикам >77), потом разбираются некоторые апостольские выражения (Филипп. I, 29. Евр. XI, 3 и 8. Гал. V, 6. Рим. I, 17 = Гал. III, 11 = Евр. X, 38 и др.) с извлечениями тезисов, известных по начальной авторской классификации >78), затем все подкрепляется цитатами из различных комментаторов для рассмотренных апостольских изречений >79) и, наконец, подробно разъясняются добытые положения >80). Кажется, сделано уже все, но о. И. Беляев не довольствуется этим и представляет нарочитый анализ, — обычного образца, — для свидетельства Евр. XI, 1, хотя выводы получаются прежние >81). Везде автор вращается в кругу усвоенных им созерцаний и совсем не подвигается вперед. И мы читаем, что большинство найденных признаков относится ко всякой вере, а христианскую отличают только два, что она „вводит человека в мир религиозно - нравственных состояний“ и „имеет своею целью Христа Иисуса“ >82), однако первый вовсе не является исключительно христианским и присущ всякой религиозной „вере“, второй же уничтожает чуть не всю типичность, поелику все различие находит лишь в пункте приложения силы, которая по этому самому будет тожественною во всяких модификациях.
На таком зыбком фундаменте нельзя создать чего-либо прочного. Когда нет ни основы, ни материала, то, естественно, не бывает и объективно - незыблемого построения. Все это оправдывается книгою о. И. Беляева. При объединении своих наблюдений он отправляется от того убеждения, что „вера есть явление“ и, „как существующая на человеке и в человеке, есть явление человека, проявление человека“ >83). Но явление обнаруживает собою нечто и служит для него внешнею формой существования. Чрез это оправдывается та идея, что „вера есть известная форма существования человека“. Само собою ясно, что тут пустая логическая фикция, которая пригодна для всяких „явлений“, а их множественность в каждом субъекте делает сомнительным целостное человеческое бытие... Ненатуральность подобной аргументации сопровождается неизбежною запутанностью. Вера почитается внешнею для человека, бывающего субстратом для этой формы, и однако она называется субстанциею
