Как они пронюхали, зачем он едет к Кошуту? Неужели от самого Лайоша?
Тем временем усатый разбойник обратил внимание на Мишеля.
— Господин адъютант! Американский том вашего "Героя" до нас уже добрался. Не надоело еще кропать романы о своих колониальных похождениях и во славу фельдмаршала? Пушкин небось хорошо платит? А Белинский вот и вовсе без работы…
— Не вам, Бакунин, судить о литературе. Белинский уже в крепости сидел бы, не выгони его Александр Сергеевич из "Современника". А Шевченко? Вы сбили его с пути, заманили в свой легион.
— Это вы, полковник, и вам подобные растлили русскую литературу. Пушкин теперь славит русское, сиречь царское, оружие, Гоголь — добрых помещиков и честных заводчиков. А вы — своего фельдмаршала. Почему не славить при таких гонорарах?
— На дуэль нарываетесь, господин анархист? — презрительно скривился полковник. — Не ждите. Булгарина вызывать не стал, а вас и подавно не вызову.
— Вы не в литературном салоне, Бакунин, а на войне! — резко вмешался Пестель. — Русские солдаты против царя не пойдут. Даже за мной. А ваши с Сен-Симоном и Марксом идеи для них вообще китайская грамота.
— Да наш мужик — прирожденный социалист! Вы просто боитесь народа. И потому предаете его.
— А вы не боитесь предать братьев-славян? Кого вас мадьяры посылали усмирять — сербов или словаков?
— Наш легион воевал только с австрийцами. Нас обещали не посылать против славян.
— Вот и воюйте с австрияками, если хотите вернуться в Россию. А еще лучше — уходите подальше, в Италию или Германию.
— Хоть на край света — с вами, фельдмаршал! — усмехнулся Бакунин.
— Прикажи, князь — мы этого абрека изловим, чтобы никого не подбивал на измену! — сказал один из осетин.
— Вольного анархиста даже джигитам не поймать! — расхохотался Бакунин и исчез в зарослях.
Пестель кипел от возмущения. Мальчишки, фантазеры! Русскую общину с фаланстером путают. Геройствуют с бомбами, от которых гибнут те же простые рабочие и солдаты. Кому эти авантюры на пользу, кроме тех, кто не хочет реформ? Ничего, запросятся еще назад в Россию — как те запорожцы, которых турки посылали усмирять то сербов, то греков, пока сечевикам тошно не стало…
Фельдмаршал был уверен в своей правоте. Но в памяти упорно всплывало: он едет через город в Таврический дворец. На улицах — трупы мастеровых, разрушенные баррикады. Фабрики с обгорелыми, продырявленными ядрами стенами. Сейчас он взойдет на трибуну и скажет: "Ну что, господа депутаты? Вам еще нужны аргументы в пользу расширения избирательного права? Или вы хотите, чтобы народ взял все и сразу?". А ведь он мог, мог тогда при вести войска в город и предотвратить эту бойню. Но, как всегда, хотел все сделать для народа, но без народа…
